Первым событием нового года стал несчастный случай с работниками компании «Армянские электросети», а главным его виновником стал министр культуры Республики Армения, поэт Овик Овеян вместе со своим, если не ошибаюсь, сыном-виолончелистом. Подробности события уже известны общественности и, судя по ним, можно заключить, что грубые электрики «Армянских электросетей» не только злокозненно отключили свет в доме, где живет министр, но и напали на сына-виолончелиста сего высокопоставленного государственного деятеля, так что этому жрецу армянского искусства не оставалось ничего иного, как прибегнуть к вооруженной самозащите.
Общественность была потрясена всем этим. От кого от кого, но от министра культуры, бывшего секретаря Союза писателя и, наконец, поэта подобного просто не ожидали. Если бы в канун святого Рождества такое совершил любой другой министр, какой-нибудь депутат, военный или, скажем, кто-то из атлетов президентской охраны, общественность восприняла бы данное событие с пониманием, поскольку каждый ребенок у нас знает, что некий узкий круг людей защищен презумпцией наглости.
Общественность пережила неверное потрясение, поскольку видит лицо события, но никогда – его изнанку. Вот уже в который раз общественность так и не попыталась отделить лицо от изнанки и понять, что происшедшее – всего лишь мелкое хулиганство с последствиями в виде «нанесения телесных повреждений».
Общественность не попыталась представить, каково это – когда отключают свет на несколько часов и тем более несколько раз. Такое может заставить простого гражданина (а за новогодним столом любой министр – простой гражданин) вооружиться, отправиться в электроконтору и решить проблему с помощью приклада. Общественность не стала углубляться в это, поскольку любой член общества, имеющий хотя бы самомалейшую должность и самомалейшее оружие, поступил бы точно так же – чтобы соседи не сказали бы вдруг: «Ну и тюфяк же этот министр, раз у него на Новый год свет отключают!»
И еще об одном не задумалась, еще одного не поняла наша общественность. А именно – что в нашем демократическом, социальном, правовом и черт знаете еще каком государстве с совершенно недавно (не)принятой Конституцией представитель правительства напал на сотрудников частной фирмы, которые в эти праздничные дни выполняли свои служебные обязанности. Не углубилось, поскольку каждый из этой самой общественности знает, что хотя в нашей совершенно недавно (не)принятой Конституции о правах человека говорится чуть больше, чем в старой, тем не менее должностное положение даже самого заурядного министра – гораздо более непреходящая ценность, чем частная собственность или даже безопасность трудового человека.
Общественность не удивилась тому, что член правительства ввязался в уличную потасовку – вместо того, чтобы цивилизованным образом обратиться в Комиссию по регулированию общественных услуг и не попытался выяснить, в каких еще домах, кроме дом № 58 по улице Маштоца, или даже районах столицы произошло такое, а также не потребовал призвать к порядку частную компанию, оказывающую в праздничные (а может, и не только в праздничные дни) столь некачественные услуги.
Общественность не удивилась этому еще и потому, ибо чтобы поступить так, министр культуры должен быть в первую очередь гражданином и только затем – поэтом. Ведь если бы министр культуры был сначала гражданином и лишь затем поэтом, то, секретарствуя в доме армянских писак и воздыхая об утрате престижа писателя, должен был знать, что вместо прихлебательства властям должен был бы возмутиться тем, что произошло «Поплавке» или возвысить голос против подонков, избивавших журналиста возле кинотеатра «Наири».
Общественность не удивилась. Поскольку прекрасно знала, что, будучи первым делом гражданином и только потом поэтом, в нашей стране не добьешься никакой мало-мальски приличной должности, не говоря уже о кресле министра.
Более всего общественность заинтересовал другой вопрос: останется Овеян министром или нет? С любопытством римской толпы, наблюдающей за боем гладиаторов, общественно ждет его низвержения. А низвержение, в отличие от гладиаторской арены и разного рода неприглядных явлений, имеющих место в нашей жизни, было до неприличия цивилизованным. Некий бюст в костюме и галстуке говорил с телеэкрана о престиже некоей партии и недопустимости спекуляций, и общественность воспринимала эта «отставку» как кару, начисто забыв, имело место «хулиганство с нанесением телесных повреждений».
Общественность восприняла эту отставку как кару, потому что должность министра очень хорошая, просто расчудесная вещь, и лишится этого хорошего и просто расчудесного – уже само по себе поистине очень тяжелая, просто огромадная кара. А наказания, предусмотренные Уголовным кодексов – не для людей с должностями. Они – для тех членов того же общества или их детей, которые, не дай Бог, допустят малейшую промашку и вынуждены иметь дело с нашими «беспорочными» правоохранительными органами.
Потому что когда вице-спикер парламента средь бела дня открывает стрельбу в воздух, то это политическое событие, а вот когда в доме рядового гражданина обнаруживают один-единственный патрон – то это уже уголовное преступление. Когда сынок министра иностранных дел давит на служебной машине прохожего, это политическое событие, а если то же самое делает рядовой гражданин – уже дорожно-транспортное происшествие, заканчивающееся если не за решеткой, то уж «барашком» в конверте обязательно. Когда избивают журналистов, то это совсем уж незначительное политическое событие, а вот если поколотят корреспондента «Айлура», то это уже просто потрясный повод поразглагольствовать о моральных критериях и падении нравов.
Та было, так есть. И так и будет – до тех пор, пока у нас случаются неверные потрясения от совершающихся вокруг нас событиях.