Кошка вспрыгивает на стол, и я спрашиваю: «Ваан, а ты не боишься, что вдруг проглотишь кошачий волос и заболеешь?» Он обижается: «Я их очень люблю, не выпущу наружу, а то однажды мою собаку отвезли в Тохмах, чтобы потерялась, а она через два дня вернулась в Чарбах, нашла наш дом. Ну, у нас кушать нечего, но она что-то находит на улице, ест». Приносит показать свой дневник. Есть и двойки, и пятерки. Пятерки в основном по физкультуре. «Что будешь делать, когда вырастешь?» – спрашиваю. «Убью Роберта Кочаряна!» Почему? «Чтобы вместо него я сел президентом и помогал всем», – объясняет Ваан. «Каким образом помочь?» – спрашиваю. «Буду кормить бедных, – говорит он. – А может быть, стану шефом колбасного цеха или пекарни, чтобы всем раздавать еду. Я Кочаряна не люблю, я Путина люблю, поеду в Россию – он помогает бедным». Интересуюсь: а что бы он хотел от Кочаряна. «Не знаю, – пожимает он плечами. – Велосипед… Но он не даст, а Путин даст, поеду в Россию».
В разговор вступает мать Ваана, но он не позволяет матери сетовать и жаловаться, шепчет на ухо: не говори, мол, что мы бедные, а то в школе узнают… Ваан – парень гордый. Настолько гордый, что делает вид, будто сыт. И еще – что у него стопроцентное зрение. А когда Ваан выходит на улицу, мать в беседе с нами говорит, что одним глазом он совсем не видит. Ваан – седьмой ребенок в семье. Старший из них служит в Карабахе, в декабре служба кончается, тогда и вернется домой. За все время службы никто его не навестил.
Спрашиваю Нину, маму Ваана, почему же она не обратилась в военкомат, ведь мать семерых детей, послали бы бесплатно повидаться с сыном. «Да к кому мне обращаться, какой закон? Ведь по закону моего мальчика должны были не в Карабах послать, а оставить служить поблизости. Да и если пойду попрошу, как мне к нему с пустыми руками ехать?.. Второй год заканчивается, но ни разу отпуска не дали. Почему? Потому что бедные, не можем денег дать…» В отличие от старшего брата, Ванну служить не придется – он слеп на один глаз. Это врач так сказал. «Я и не знала, что у него это… Девять лет уже, а мы даже не подозревали, что у него проблемы с глазом, – признается мать. – Врач сказал, что если глаз с рождения не видит, то вылечить уже нельзя, а если недавно, то надо делать операцию». Однако Нина так и не может понять, от рождения ли слеп глаз Ваана, или это произошло несколько лет назад. Врачи ничего конкретно не говорят – «отделываются», потому что лечение для семьи с семью детьми должно быть бесплатным. Мать семи детей рассказывает, что Ваан от роду был болезненным, все время температурит, горло постоянно отекает, задыхается. В последнее время у него участились обмороки, язык заглатывается, еле-еле спасают. Врач утешил, мол, пройдет, но приступы становятся все чаще. Говорят, это эпилептические припадки, но мать больше не водит мальчика по врачам: «Все равно отфутболят!..»
Ваан вернулся с улицы. «Как у тебя с глазами?» – спрашиваю. Лицо его темнеет, бросает на мать негодующий взгляд. «Хорошо, просто прекрасно, все хорошо, оба глаза видят, мама вам неправду сказала», – цедит он сквозь стиснутые зубы. «Почему ты болеешь, у тебя грипп?» – спрашиваю я. «Да, немножко грипп, чуть-чуть болею. Вирус у меня, смотри, как бы сама не заразилась!» Еще один брат Ваана семиклассник. После 1-го сентября по целым неделям не ходит в школу, а теперь решил и вовсе бросить: не в чем было пойти. Мать не настаивала, понимала – ну не может парень без одежды! Теперь, правда, ходит: подарили поношенную одежду. Мать посоветовала ему: если спросят, почему не ходил, скажешь, что болел. Он так и сказал, а теперь вот ходит на уроки.
Вот так и растут в крошечной развалюхе семеро детей – голодные и в одежде с чужого плеча. Нина, их мать, русская. Приглянулась парню из Армении, служившему в России, полюбили друг друга, поженились и приехали в Армению. Вот уже второй десяток лет не видела родителей, состарились уже, а все равно поехать не может, да и не мечтает об этом. Да и как поехать, если дети голодают, даже на хлеб денег нет! То ли вынесут они в своей хибаре зимние холода, то ли нет – топить вообще нечем, теплой одежды тоже нет. Дети спят на холодном цементом полу, потому что и постелей тоже нет. А есть старые пальто, которые только выбросить, но они служат одеялами. Ложатся на пол, накрываются пальто и засыпают, стуча зубами. А то и вовсе не могут заснуть от холода. По соседству жила одинокая 80-летняя старушка. Когда она умерла, соседи решили не сжигать ее постель, а подарить этой семье. И теперь один или двое из детей спят в постели умершей старушки.
С застывшими глазами и хладнокровно рассказывает Нина о том, что другой ее сын ходил на занятия по карате. Во время занятий почувствовал себя плохо, его обследовали и сказали матери, что у ее сына порок сердца. И теперь мать семерых детей равнодушно перечисляет, какие болезни нашли у ее ребенка. Но даже во время рассказа она не перестает думать о том, что дети хотят есть. Свет вырубают, и хлеб испечь она не может. Ваан теребит ее, говорит, что у него болит горло, задыхается, а она не откликается, словно застыла, закаменела. Муж у нее – рабочий, в цехе по обработке камня.
«Я много раз ходила в Шенгавитский муниципалитет, – рассказывает Нина. – Не отказывают, но и не помогают. Однажды сказали, что помогу. Несколько недель каждый день ездила, истратилась, а дали всего 3000 драмов, хотя я на это хождение втрое-вчетверо больше потратила…»
Ваан своим детским баловством и хитростями пытается развеять печаль матери, но Нина просто не может улыбаться. «У Ваана припадки от невроза бывают, – говорит она. – Врач говорит, что эта болезнь бывает от невроза. Говорил, что пройдет, а стало даже чаще… Чем больше становится, тем чаще…»
Ваан надевает на пальцы металлические колечки сестры, веселится вовсю. «У меня и невеста есть, – говорит он, – только не скажу, кто. Поженюсь, отвезу в Россию, познакомлю с Путиным, и мы будем помогать бедным. Начнем раздавать хлеб, колбасу и все такое. У меня в школе приятели, они не смеют меня дразнить – подерусь и побью!»
Да, 9-летний Ваан может защитить себя, но из-за комплексов становится агрессивным потому что подсознательно ежесекундно защищается, не позволяя жалеть себя.
P.S. По понятным причинам имена членов фамилии изменены.