Армянские и азербайджанские беженцы – первые жертвы карабахского конфликта. В период первых массовых перемещений, начавшихся до широкомасштабных военных действий на линии фронта, все, что было с ними связано, – отношение обществ, проблемы их размещения, создания минимальных условий для жизни, и т.д., носило высоко эмоциональный характер, свежесть от горечи утрат, сложности, связанные с изменением привычного уклада жизни, туманность будущего. Однако, главный эмоциональный заряд, которые беженцы вместе со своим прибытием вносили в свои общества, пожалуй, был связан с формированием крайне негативного образа в лице противоположной стороны. Естественно, что в телесюжеты и газетные материалы попадали те рассказы людей, которые представляли их переживания и утраты, нечеловеческое поведение и отношение армян и азербайджанцев на той стороне. И это были первые свидетельства, на основании которых каждая из сторон еще больше закреплялось в справедливости своего поведения, пусть даже и не слишком лицеприятного. Ни тогда, ни сейчас не принято говорить о том, кто начал первыми гонения и насилия на основе этнической принадлежности. В армяно-азербайджанской дискуссии, как обычно, ответы на этот вопрос имеют трафаретное звучание «они начали первыми, мы же им ответили тем же, на войне – как на войне».
По мере того, как подробности прошлого и настоящего этих людей превращались в часть статистики карабахского конфликта, острота отношения к ним самим и их проблемам ослабевало, впрочем, как ко всему остальному, что длится в течение долгого времени. Сегодня, 19 лет спустя после официального начала карабахского конфликта, проблема беженцев, как и прежде, имеет три измерения – внутриполитическое, внешнеполитическое, и человеческое-гуманитарное. Время внесло свои коррективы в них, в двух противостоящих обществах научились употреблять политическую терминологию, связанную с этой проблемой. Хотя, стоит подчеркнуть, что как и во всех аспектах армяно-азербайджанского конфликта, по обе стороны противостояния перемещенные лица группируются под совершенно разными названиями. Так, если азербайджанцев, выехавших из Карабаха, в Азербайджане называют вынужденными переселенцами (поскольку Карабах считается неотъемлемой частью этой страны), то в Армении беженцы – это исключительно лица, уехавшие из Азербайджана. И так по остальным группам перемещенных лиц.
Полярность взглядов и комментариев армянских и азербайджанских экспертов привычно проявилась и в ряде параллельных интервью, которые в рамках совместного с Институтом мира и демократии (Баку) проекта мы провели и опубликовали в газетах «168 часов» (Армения) и «Новое время» (Азербайджан).
Как живут эти люди спустя годы, насколько решены проблемы их интеграции в общество и какие организации (международные, местные НПО, государственные органы) решают сегодня наиболее важные для них задачи, какого рода проблемы волнуют беженцев сегодня, связывают ли они свои надежды с решением конфликта, являются ли эти группы людей фактором в политической жизни Армении и Азербайджана, и главное, что они думают о конфликте, о возможности возвращения на прежнее место своего проживания (вопрос, который не сменно наличествует во всех предложениях международных посредников как фактор примирения сторон, который стоит на втором месте условий, выдвигаемых Азербайджаном на всех раундах политических переговоров)? Отвечая на все эти и другие наши вопросы, как я уже отметила, эксперты оставались в рамках привычного в своем обществе дискурса. Ибо они анализировали проблему в целом, в ракурсе политических и социальных аспектов. Так, представители общественных организаций из Армении и Азербайджана, отметили те тенденции, которые наблюдаются при работе с перемещенными лицами. Если в Азербайджане сейчас из палаточных городков люди переезжают в специально построенные для них поселки, и в целом положение их меняется к лучшему (полная реконструкция палаточных городков произойдет к концу 2008 года), то это не означает, что все проходит так, «как хотелось бы. Некоторые поселки строятся вблизи с линией фронта, не во всех поселках имеется инфраструктура, рабочие места. Землю получили не все беженцы, а те кто получили, не имеют возможности ее обрабатывать, так как нет достаточных финансовых средств. Дома, в которых они живут, не являются их собственностью. Имеются жалобы на качество строений» и т.д. (Имран Велиев). Свои, мягко говоря, нестыковки есть и на армянской стороне. «Прежде чем давать беженцам гражданство, их нужно было интегрировать в это общество», отмечает занимающийся проблемами беженцев в Армении Л. Нерсисян. И в ряде проблем, он отмечает главные – то, что эти люди, даже те, кто смогли найти себе собственность в Армении, не смогли измениться, привыкнуть к новым условиям жизни, многие, размещенные в селах Армении беженцы – выходцы из Баку, так и не смогли привыкнуть к сельхозработам, часть, имеющая соответствующую с портовым, нефтяным городом, профессию, либо так и не смогла освоить новое занятие (заниматься земледелием и скотоводством), либо же из-за незнания армянского на должном уровне, не смогла перепрофилироваться. Из-за плохого владения армянским эти люди так и не смогли стать гражданами страны, несмотря на их статус гражданства и т.д. решение проблем бывших беженцев, получивших гражданство, вверено органам местного самоуправления, мобильность которых оставляет желать лучшего. Главный вывод, который можно сделать из высказываний этой пары экспертов заключается в том, что «постепенно ослабевает внимание международных организаций к жертвам старых конфликтов, каковым является и армяно-азербайджанский. И это логично» (Л. Нерсисян). Кажется лицом к лицу со своим государством сейчас оказались и азербайджанские беженцы, ибо «учитывая увеличение нефти и газа, приток капитала, и другие факторы, гуманитарная помощь со стороны международных организаций стала сокращаться, некоторые из агентств стали сворачивать свою деятельность в Азербайджане» (И. Велиев).
Среди своих со снами о прошлой жизни
Героев наших интервью – перемещенных из мест своего проживания армян и азербайджанцев по взаимной договоренности с нашими партнерами в Баку мы выбирали по единственному принципу – одна пара людей, которые смогли устроить как-то свою жизнь на новом месте, и вторая пара, наоборот, еще не имеющих до сих пор даже минимальных условий для жизни – собственной крыши над головой. Однако, уже после того, как мы получили готовые материалы (они также были уже опубликованы в названных выше газетах), я обнаружила поразительное сходство ощущений и эмоций людей, независимо от того, к какой категории они относились – устроившихся или нет, независимо от своей этнической принадлежности. Личные «одиссеи» этих людей, пожалуй, так похожи из-за той банальной закономерности, что на личностном уровне все политические и прочие проблемы приобретают совершенно иной смысл, всех этих людей объединяют все же социальные перипетии, а также глубинное «размежевание со своими обществами». «Нет ничего более низкого и презренного, чем носить статус вынужденного переселенца, – говорит выходец из Шуши Бабир Зейналов. Теперь осознайте моральное уродство общества, где граждане со столичной пропиской завидуют вынужденным переселенцам исключительно по причине того, что они освобождены от уплаты за коммунальные услуги». Об отношении к «коренным жителям» и беженцам в армянском обществе, об отличии между их проблемами говорит и бывшая бакинка, ныне проживающая в общежитии Нина Беджанян. Прошедшие события раскромсали и ее семью, и семью благодарной за приватизированную квартиру в общежитии («В жизни я сама не смогла бы купить квартиру в Ереване»), тоже бывшей бакинки Виктории Оганян, дети которой живут в России, а муж – в деревне. Несмотря на то, что дети переселенки из Физулинского района Розы Ибрагимовой «уже могут зарабатывать себе на хлеб», эта женщина все же видит во сне свой двухэтажный дом как воспоминание о прошедшем счастье. Как жили раньше хорошо, рассказывают исключительно все собеседники, а Нина Беджанян вспоминает свое бакинское прошлое как «прошедшую сказку». Тем не менее, есть принципиальное отличие в ответах этих четырех перемещенных лиц, касающихся вопроса «думают ли о возвращении на свое прежнее место жительства и возвратятся ли они сами при такой возможности?». Как пара азербайджанских перемещенных лиц, так и во всех остальных интервью с азербайджанскими экспертами особо подчеркнута мысль о возвращении азербайджанских перемещенцев в места своего проживания. «Возвращение вынужденных переселенцев – один из шагов к миру», – говорит политолог Эльдар Намазов. По утверждениям юриста Имрана Велиева самый главный вопрос, с которым беженцы обращаются в его организацию, занимающуюся проблемами беженцев, – это «когда они смогут вернуться в родные места?». Оба азербайджанских беженца также отмечают, что мечтают о возвращении, так как думать иначе означало бы, что «кто-то может серьезно предполагать, что Шуша может быть не нашей» (Б. Зейналов), и так как «живут этой надеждой, ведь это – земля моих предков» (Р. Ибрагимова). А вот мнения армянских беженцев и политолога полярно противоположные. Счастливое прошлое для них осталось в прошлом, и обе собеседницы, впрочем как и многие остальные армянские беженцы, если бы и имели возможность возвращения, то только для того, чтобы увидеть еще раз места, которые раньше считались их родными местами. «Пусть едут те, кто не видел того, что пришлось пережить мне и моим близким в Баку» (В. Оганян), «зачем думать о том, чего не будет уже никогда» (Н. Беджанян). Политолог Манвел Саркисян объясняет это тем обстоятельством, что без политического согласия возвращение беженцев невозможно, так как между сторонами проблема политическая. «Если завтра Карабах и Азербайджан откроют границу, не думаю, что кто-то из беженцев возвратиться», ибо иначе не будет гарантий для их будущего и безопасности. Но этот взгляд применим лишь в том случае, если возвращение, скажем беженцев из Карабаха, будет означать совместное проживание карабахских армян и азербайджанцев. А не выдворение из Карабаха теперь уже армян: «пусть знают, что рано или поздно мы освободим наши земли и вернемся к своим родным очагам». Хотя, по утверждениям политолога Э. Намазова, процессы, направленные на мир, должны начаться в самом Карабахе, ибо там же и были начаты процессы размежевания («возвращение перемещенных лиц, восстановление региона, налаживание нормальных отношений между двумя общинами Нагорного Карабаха»), однако до этих процессов, именно процессов восстановления, или, если хотите, налаживания доверия, еще очень далеко.
Неудовлетворенность нынешними условиями жизни, внутренний протест одной восьмой части азербайджанского общества против, надо полагать, всех остальных, превращают их в самый заинтересованный сегмент общества в изменении нынешнего статус-кво. Их расстояние от возможных решений по карабахскому конфликту, а значит и интерес ко всему тому, что происходит на переговорном поле, примерно такое же, как и расстояние от тех же решений армян, проживающих ныне в Нагорном Карабахе. Однако разница в том, что в отличие от азербайджанских беженцев, армянские не стали фактором ни во внутриполитической жизни страны, ни даже в переговорном процессе. И причины заключаются не только в том, что их количество примерно вдвое меньше азербайджанских беженцев. А в том, что, по стечению обстоятельств, не вызванных искусственно, их проблемы не стали предметом для внутриполитических противостояний между различными силами.
Материалы подготовлены в рамках проекта, поддержанного британской организацией “Ресурсы примирения” (Conciliation resources). Взгляды, выраженные в материалах, принадлежат ее авторам и могут не совпадать с мнением редакции.