– Господин Гукасян, вы уже написали заявление об уходе?
– Нет ничего подобного.
– В Ереване муссируют слухи, что с минуты на минуту поступит ваше заявление.
– Неправда, завтра я выхожу на работу и поработаю полдня.
– Верны ли слухи, что люди в масках произвели в вашей кваритире обыск?
– Нет, нет и еще раз нет, все это неправда.
– Какие сведения вы можете сказать о вашем сыне?
– Моего сына здесь нет.
– То есть, его нет в республике?
– Ну, я не могу сказать его местонахождение.
– В воскресенье были распостранены сообщения о том, что ваш сын арестован, и он ранен в плечо.
– Все это ложь.
– Располагаете ли вы сведениями о его ранении?
– Нет, нет и нет.
– Выяснили ли вы хотя бы для себя, с чего и почему началась перестрелка?
– Нет, для меня ничего не прояснилось. Пока не закончится следствие, не состоится суд, для меня ничего не прояснится.
– Ожидали ли вы от своего сына подобного?
– Нет.
– Вы уверены?
– Я не верю, потому что он не такой. Я слышу о нем подобное впервые. До сих пор не было ничего, из-за чего он пошел бы на подобное.
– Каков он дома?
– Очень порядочный, подтянутый, с уважением относится к взрослым и их советам.
– Из сказанного вами становится ясно, что он сделал бы все, что приказали бы ему вы.
– Однозначно. Он был прилежным, в противном случае я не принимал бы его у себя дома. То есть, он не был связан со мной. Если он нарушил закон, значит, пусть ответит за это, но если не нарушал, придет время, состоится судебное разбирательство, все прояснится.
– Вас не беспокоит его местонахождение?
– Как я могу не беспокоиться. Он мой единственный сын, как я могу не беспокоиться. Если бы даже он был нехорошим сыном, как может отец не беспокоиться о своем ребенке.
– А как вы можете не знать местонахождение своего сына, тем более говорят, что он ранен?
– С связи с ранением скажу: точно знаю, что он не ранен. Что касается этого происшествия, то я уверен, что он непричастен к произошедшему. А в дальнейшем все прояснится. Что касается моей отставки, то меня избрал народ. И потом, меня никто не принуждал написать заявление об уходе. В связи с чем мэр должен подать в отставку.
– Обычно народ не любит руководителей, почему он должен жаловать вас?
– Но меня любят. Если вы приедете в Гюмри, обойдете людей, вы поймете, что единственный (хотя я не единственный избранный человек) мэр, пользующийся любовью – это я. Поймите, меня любят, иначе я не занимал бы место, зная, что меня ненавидят.
– Из чего вы заключили, что народ любит вас?
– Приезжайте и обойдите со мною город, тогда поймете, как меня любят. Вас поразит, как меня любят в этом городе.
– Но в печати регулярно пишут о том, что вас не любят, потому что вы превратили Гюмри в свою вотчину.
– Пресса пишет то, что заказывают. Между мной и моим народом нет пропасти. Мы пришли вместе и уйдем вместе.
– Говорят, ваш сын несколько дней провоцировал Рустама Саркисяна на происшествие
– Ложь, они были друзьями, все это фикция.
– И не обдал лицо Саркисяна пивом?
– Ложь, ложь, не было ничего подобного, все, что говорят – неправда.
– Любят ли вашего сына в Гюмри?
– Если бы его не любили, не уважали, я бы невзлюбил его в первую очередь. Если бы я знал, что он причиняет людям зло, ведет себя нагло, обижает людей, я стал бы его первым врагом. Вот если бы вы приехали и обошли Гюмри, вы бы поняли, как его здесь любят.
– Я не обошла Гюмри, но знаю, ваш сын постоянно утраивает в городе склоки, считает себя хозяином города.
– Если бы вы привели хотя бы один пример того, что мой сын устроил драку, на него заведено уголовное дело, я бы ответил вам. Он спортсмен, женат, учится заочно, очень талантлив. Он всегда приходит на помощь слабым, бедным. За всю свою жизнь не сделал для себя ничего, лишь для друзей и знакомых.
– Значит, ваш сын мог ради слабых и бедных устроить стрельбу?
– Не стал бы стрелять, но если бы была необходимость сделать это ради друга, принял бы участие. Но я знаю, что не было ничего, на этот раз его подставили. Но я знаю, что после судебного разбирательства все прояснится. Если он виноват, значит, понесет наказание, но если он не виновен, значит, молодец.
– Что вы можете сказать о внуке вашего брата – Артеме Гукасяне, ведь все произошло на его машине?
– Он еще более воспитанный мальчик. Он совершенно далек от таких вещей.
– Но машина принадлежала ему?
– Нет, здесь тоже возникла неразбериха. По окончании суда вы убедитесь и в этом.
– Теперь вопрос не по теме. Говорят, что однажды в одной из церквей за пределами города вы лично провели литургию. Это правда?
– Да. Только напишите об этом, и начнутся разные толки. Недавно написали, что мэр второго по значению города республики на каждом втором, третьем слове ссылается на Творца. А на кого я должен ссылаться. Для них это позор, трагедия, что я боготворю Творца. Многие могут понять это неверно. Но я живу этим (имеется ввиду Творец).
– А в какой церкви вы провели литургию.
– Их так много, какую вам назвать…
– То есть, это не единичный случай?
– Нет. Я выполнял роль священника, хотя мне это не разрешали. Есть записи. Я сказал в Ани, что это наши территории. Как-нибудь приезжайте в Гюмри, посмотрите записи.
– Вы сделали так, что люди боятся ехать в Гюмри.
– Не бойтесь, приезжайте.
– У вас постоянно стреляют.
– Не бойтесь, мы снимем ваш страх.