Начало в предыдущих восьми статьях
На протяжении двух лет мне предоставлялась возможность работать в одной комнате с Вазгеном Саркисяном. Это было в 1987-89 годах; Вазген возглавлял публицистический отдел журнала “Гарун”, где я работал. В моем восприятии он был вспыльчивым, но в то же время сентиментальным человеком. Естественно, был таким не всегда. Вместе с тем он был довольно прагматичным. Но этот прагматизм был несколько странным: он был немного близок к приключенчеству и немного далек от благоразумия. Это и позволяло ему предпринимать невозможные вещи, делая вид, что это не так уж и невозможно.
Объединение добровольческих отрядов и вызов пяти тысяч смертников являются свидетельством моих слов. К сожалению, одним из таких свидетельств является также участие Вазгена в смене власти 1998 года.
То, что предложенная Левоном-Тер-Петросяном мирная программа не должна была понравиться министру Обороны, было ясно и очевидно, однако желание стать главным оппозиционером возникло не из политического несогласия, а из уверенности сделать невозможное возможным. Вазген оказался в оппозиционном лагере не потому, что этого желала победившая армия, а потому, что разговоры о мире выдвинули требование олицетворения победы.
До того момента 3 февраля 1998 года, когда Тер-Пертосян читал текст своей отставки, Вазген Саркисян полагал, что отказавшегося от героизации человека сменит он, однако 4 февраля уже было ясно, что Спарапет был героем победы Тер-Петросяна. Ни одно войско не имело и не будет иметь двух полководцев, и потому Роберт Кочарян поторопился заговорить о единственном мужчине, и потому агитаторы кампании внесли в обиход псевдоним “Воин”, для подтверждения реальности которого невозможно найти ни одного человека в Нагорном Карабахе.
В подобных ситуациях честные военные совершают самоубийство, однако для Вазгена это не стало серьезной причиной, и он продолжил следовать свому таланту превращать невозможное в возможное. Он понимал, что победившее воинство и стихийность оказались друг против друга, готовые в любую минуту перегрызть друг друга. Начал срабатывать вазгеновский прагматизм, который был немного ближе к приключенчеству, немного дальше от благоразумия.
Он понимал, что победа армии сделает Роберта Кочаряна супер-героем и во власти Кочаряна, будь он министром Обороны или премьер-министром, у него будет статус истопника. Его работой будет поддержание духа победивших бойцов, независимо от социально-экономического состояния страны.
В случае победы стихийности и он, и Кочарян, и победившая армия ушли бы в лоно истории, а история часто лелеет в своей душе недостойных.
В создавшейся ситуации выходом могло служить лишь объединение стихийности и победившего воинства, что и произошло в 1999 году: Республиканская партия министра Обороны Вазгена Саркисяна и Демократическая Карена Демирчяна объединились, создав блок “Единство” с четким девизом: “Защитим и построим”.
Трудно представить, какой была бы созданная Саркисяном и Демирчяном Армения, однако цель блока была ясна и понятна, и еще более прояснилась на съезде Республики, когда Вазген сказал своим однопартийцам, что он не пойдет против Кочаряна.
“Не надейтесь” , – нервозно говорил Вазген Саркисян, тем самым давая понять Кочаряну и народу, что “партия требует”. Вместе с тем он давал понять, что победившая армия принадлежит ему, и только он может сдерживать ее, однако в какой-то момент может и не сдержать.
Этот момент не наступил после 27 октября. Теперь уже неважно, кто организовал это преступление, тем более, что любое утверждение будет не чем иным, как догадками. Ясно лишь одно: мечта Вазгена Саркисяна об объединении не осуществилась, потому что не оказалось людей, которые должны были защищать и строить.
Продолжение следует…