– Оказываясь в центре внимания общественности, известные люди нашей страны получают возможность влиять на общественное мнение. Хорошо ли это?
– Известный человек, несомненно, оказывается в центре внимания людей, и ему приходится следить за собой, за поведением, словами. И независимо от себя, он внутренне закомплексовывается, и не может быть свободным, как раньше. Известность меняет людей, очень немногим удается остаться самим собой. Я не считаю себя известным человеком, и не могу жить вне общества, наоборот, всегда стараюсь сблизиться со зрителем, а мои зрители – это мои соотечественники. Я не вижу смысла в бегстве от жизни, замкнутости.
– Известных людей: актеров, певцов, спортсменов, часто используют почти все политические силы. Кажется, это уже никого не удивляет и не вызывает недовольства.
– Используют, конечно, и каждые 4 годы этот процесс активизируется. Все делается очень активно и грубо. Некоторые политические деятели хотя бы встречаются с искусствоведами, но есть и такие, которые высылают своих представителей. Он приходит и спрашивает, грубо говоря: “Какова твоя стоимость”. Если в первом случае где-то понятно (человек хочет побеседовать с тобой, “перетянуть” на сторону своих идей), то поведение вторых – просто невежество, я не могу назвать это другим словом. К сожалению, у вторых все получается так, как они спланировали. И эти политические деятели прекрасно осознают, что если им удалось купить нескольких, можно купить и всех остальных, все таковы. Это прескорбно и неприятно, но такова реальность.
– И многие называют свою цену?
– Да.
– Но ведь тем самым они оскорбляют себя. Ну предположим, они получили сумму, необходимую на месяц, а дальше?…
– А перед кем он должен чувствовать себя оскорбленным. Продажа голоса в нашей стране – в порядке вещей, и ничем не отличается от продажи органов. Всем известно, как человека покупают по частям: сначала печень, потом почки… И у нас есть люди, которые могут продолжить свое существование, лишь продав почку.
– То есть люди в Армении продают свой голос вынужденно, считая, что если их голоса ничего не решают, лучше их продать?
– Кто-то вынужден пойти на это, а кто-то слишком любит деньги. Продавая голос, человек продает душу. Человек, достигший власти, думает лишь о том, что это продлится недолго, и надо поскорее набить карманы. А мы, не чиновники, часто думаем точно так же: сегодня я продам свой голос, а завтра будь что будет. Так мы никогда не встанем на ноги, и наша страна никогда не станет развиваться. Мы должны осознать, что отказавшись сегодня от 5 тысяч драм, завтра я достгину большего, однако у нас подобное мышление не сформировано. С приближением выборов одни будут “охотиться” за голосами, а другие будут “искать этих охотников”, чтобы предложить свои голоса.
– Может, мы просто не верим, что завтра будет лучше?
– Я согласен с тем, что на политическом поле давно уже нет свежести. Но мне кажется, что нашей республике сегодня нужна “крепкая рука”. Я – сторонник сильного лидера, даже очень сильного. Может, я говорю вешь, в первую очередь неприемлемую для самого себя, но я уверен, что нам необходимо чувство страха. Отсутствие чувства страха привело к вседозволенности. Никто не боится отвественности за свои деяния. То есть, нет той юридической силы, перед которой трепещет человек. Я уже не говорю об уважении.
– Страх – вещь нехорошая.
– Очень плохая вещь, но через это надо пройти. Во всех странах, где отсутствует психологическое состояние свободы, все начинается со страха. Мы пока идеологически не готовы к свободе. Мы обрели свою независимость ценой крови и жизни людей, но не готовы к этой независимости. Нам кажется, у нас есть свобода, независимость, и каждый должен стащить у страны все, что может.
– Видите ли вы на горизонте какого-нибудь надежного и порядочного политического деятеля?
– Полагаю, такие люди есть. Они, кроме привязанности к своей должности и креслу, делают многое для будущего своей страны. Я спокоен, потому что нейтрален, и никогда не принимал ни у кого подачки для их восхваления. Однако я должен вспомнить покойного премьера Андраника Маргаряна, усилиями которого наши театры продолжали существовать на протяжении последних лет. Он помогал театрам не за 10 дней до выборов, а на протяжении всей своей деятельности. Он помогал искусствоведам не только финансами, но и смотрел их спектакли, покупал их книги. Теперь всеми вопросами нашего спорта, культуры, внешней политики занимается министр Обороны Серж Саркисян. Он очень сильный и грамотный человек, но я вижу в этом некую станность: а для чего же тогда остальные министерства и ведомства, чем занимаются они. А может, наша армия настолько сильна, и наша ситуация настолько стабильна, что он позволяет себе заниматься еще и другими делами, или он не может заниматься лишь одним делом, потому берется за несколько дел. Очень многие занялись политикой, но я могу назвать лишь одного или двух людей. Все обещания, даваемые в эти дни (кстати, через 10 дней их станет больше), пусты. Смотришь на человека, так много обещающего, затем читаешь его биографию и думаешь: наверно, этот человек родился в воздухе, потому что до 1990 года в его биографии нет ничего. И человек с такой “расчищенной” биографией сегодня хочет научить нас, как жить, как воспринимать искусство и как заниматься своим делом. Я бы зауважал Гагика Царукяна, если бы он общипал свои перья и как председатель Олимпийского комитета, сказал: “Пусть в парламент идут политологи, финансисты, юристы, люди, исследующие законы, а я всеми своимим силами, средствами и остальными возможностями отдаюсь спорту и сделаю все, чтобы армянский спорт состоялся”. Он может объединить спортсменов и создать хорошую олимпийскую команду. В спорте, кроме денег, необходим также менеджмент. И он как бывший спортсмен и хороший менеджер, может сделать это.
– Почему же многие, в том числе и работники искусства, стремятся войти в парламент?
– Потому что таким образом они обеспечивают свой завтрашний день и безопасность. Только и всего. Если искусствовед стремится в парламент, значит ему больше нечем заняться. Творческий человек не имеет право заниматься политикой. Он разлагается как творческая личность и не состоится как политик. А когда очередь доходит до принятия законов об искусстве, пусть позовут искусствоведов, посоветуются с ними и вместе разработают закон.
– Если бы вы решили заняться политикой, вас бы поддержали многие.
– А что дальше… Я стану депутатом, перестану выступать на сцене, не смогу видеть своего зрителя. Нет, я не могу без зрителей.
– Не могли бы вы совмещать деятельность?
– Исходя из нашего армянского менталитета, сцена мне станет, так сказать, “не к лицу”. Я должен одеть костюм, сесть за кресло и нажимать на кнопки для голосования. Этим я не принесу пользы никому, А сейчас я на сцене занят тем, что не сделает за меня никто. Я нахожусь там, где чувствую себя хорощо.
– Политика очень похожа на театр: в обоих есть актеры, режиссеры и спонсоры. Может, есть актеры и споносры, и нет хорошего режиссера?
– Привести режиссера из-за границы не удастся, и пример Грузии для нас неприемлем. Мы должны избрать из своей среды такого режиссера, который сумеет ставить нормальные спектакли, которые можно будет показывать миру без стыда.
– Вы пойдете на выборы?
– Обязательно. Я всегда иду на выборы и знаю, за кого буду голосовать.
– Вы знакомы с программами партий?
– Все программы наших партий одинаковы, будто копируют друг друга. Даже страшно сказать, сколько у нас партий. И ни одна из них не говорит, что хочет разрушить, украсть, ограбить. Все говорят, что хотят перестроить, обеспечить людям достойную жизнь. Видно, новые партии прочитали эти программы в газетах и решили собрать народ вокруг себя. Все они написаны настолько понятно и хорошо, что хочется пойти за каждой партей. То есть открытие партии стало бизнесом.
– Вы видите прогресс, или мы так и останемся в вакууме?
– Говорить о хорошей жизни рано, поскольку наши желания не совпадают с нашими возможностями. Сейчас мы хотим одного, а делаем совершенно другое. Мы не обладаем душевной свободой.