С имеющей большой, открытый лоб, красивые зубы, карие глаза и одетой по последней моде Мариной приятно общаться. Она переехала в Нью-Йорк, и стала его жительницей со своими предпочтениями, темпом жизни, юмором, неисчерпаемой энергией и почти маниакальной занятостью. Марине Мисакян является членом Медицинского колледжа Нью-Йорка, где преподает и возглавляет резидентуру, работает в Скорой помощи “Метрополитен Госпитал Сентри”в качестве врача и психиатра, проводит частную практику в качестве психиатра общины Апр Ист Сайт в Нью-Йорке.
“Я очень люблю свою специальность, поскольку она очень сложна, но интересна. Это борьба между жизнью и смертью. Работа в Скорой помощи похожа на экстремальную медицину: в течение часа могут привезти 7-8 различных больных – от самоубийства до передозировки кокаином”, – говорит Марине. “Если у меня есть хороший резидент, я могу доверять ему, если же его нет, приходится все делать самой, естественно, устаю. Работаю с полуночи воскресенья и до полдня понедельника. Из больницы пешком иду домой, 20 минут хожу пешком, затем дома полчаса занимаюсь гимнастикой, принимаю душ – и бегом в офис, где я должна быть в 9 часов”.
Марине, фактически, является психиатром Восточной части, который расположился от 57-ой улицы до 5-ой авеню, где живут исключительно богатые люди. “Одним из моих пациентов является сын известного актера Дадли Мура, который страдает раздвоенностью – маниакальной депрессией. У меня 70 больных, которых я должна навестить в течение месяца хотя бы раз. Обычно, я сама посещаю их”.
– Словом, вы VIP- психиатр?
– Можно сказать да. Одна из моих пациенток – француженка. Она изучала искусство и коммуникации в унивеситете, а на последнем курсе получила психоз. Она – художница, у нее были 4-5 выставок, но она шизофреничка. Родители потратили миллионы, но ничего не помогло ей.
– То есть, стрессов у богатых больше?
– Не могу обобщить. Но большая часть из них – наркоманы, использующие кокаин. Есть у меня 47-летний пациент – миллионер, который владеет зданиями, в жизни не работал, не женился и не имеет детей. Одевается только от фирмы “Шанель”, стоимостью 4-5 тысяч долларов за каждую вещь. Но вместе с тем, он страдает шизофренией, которая проявляется в том, что он не может тратить деньги на еду. Он может купить бриллиант за 15 тысяч долларов, но жалеет купить еду. Он попросил меня сходить с ним в магазин и купить продукты. Так ничего и не купил, на месте попробовал всего и наелся… А однажды в Скорую помощь привезли больного, исключительно привлекательного 35-летнего мужчину, выпускника Гарварда… абсолютно нагим. Этот душевно больной парень долгое время не принимал препараты, пристрастился к кокаину. Полиция обнаружила его голым в Централ парке. На вопрос о том, почему он разделся догола, он ответил, что хотел поделиться с миром красотой своего тела. Я, конечно, сказала, что его тело действительно очень красиво. Он владел семью языками, знал об Армении, даже был осведомлен о Геноциде, произнес несколько слов. При всем этом страдал раздвоением личности. Это очень распространенное заболевание, свойственное людям выше 18 лет.
Для того, чтобы работать в Нью-Йорке психиатром, надо понимать культуру этого города и то, как живет этот город. В противном случае не может адекватно оценить трудности жизни людей, их обиход и цели.
– Если подойти к жителям Нью-Йорка по ереванским меркам, им всем необхидимо назанчить лечение. Здесь даже семейные отношения другие. И потом, Нью-Йорк действительно другой. Помню, в первые годы мы поехали на отдых во Флориду. Я поняла, что люди сильно отличаются друг от друга. Когда я поделилась со своим американскими друзьями, они сказали, что именно они и являются истинными американцами, жители Нью-Йорка – не американцы, они – ньюйоркцы, особенные.
История Марине была бы историей исключительно успешного человека, если бы не одно обстоятельство. В самом дорогостоящем ресторане Нью-Йорка, где мы с ней обедали, она использовала лишь левую руку, потому что правой у нее нет. Она потеряла руку во время землетрясения 1988 года. Выяснилось, что именно эта потеря заставила ее отправиться в Нью-Йорк. “После землетрясения мне было трудно жить в Армении. Я жила в Спитаке, мне было всего 24 года. Я сразу постарела. Потеряла маму, 30-летнего мужа, двухмесячного сына… остался лишь мой Давид, которому было полтора года”.
Марине сама была почти на грани смерти. Лечение сначала в Москве, затем в Нью-Йорке спасли ей жизнь. В 1990 году она переехала в Ереван, где занялась торговлей. В этот период она вновь на полгода отправилась в Нью-Йорк, на этот раз на переквалификацию. “В 1992 году я приехала в Колумбию, чтобы обучиться у всемирно известного врача Стенли Мейерса восстановительной медицине. После двухмесячной работы с ним он заявил, что его больных должна обследовать я. Я возразила, что нехорошо владею английским, я инвалид, не могу лечить одной рукой. Он сказал: можешь и все. Я поверила ему, потому что он внушил мне столько доверия и уверенности. Я смотрела, как его резиденты дрожат перед ним и удивлялась, как он дал мне столько полномочий. Я была, кажется, на седьмом небе”.
После переподготовки Марине вновь вернулась в Спитак для работы в основанной норвежцами больнице. “Больные приходили, напоминали мне, кем я была и кем стала. Я не могла больше жить в такой атмосфере, когда мне каждую минуту напоминали о боли и горе”…
Третья поездка Марине в Нью-Йорк была окончательной. Она приехела всего на год, но уже 10 лет живет здесь. Через некоторое время она встретилась с армянскими врачами, которые советуют ей сдать соответствующий экзамен для работы врачем. “Я начала заниматься. На первом экзамене ответила лишь на половину вопросов, набрала всего 68%, этого было недостаточно. Я долго плакала, как ученица. Мои американские друзья стали подсчитывать вопросы, и оказалось, что я ответила почти на 90%, т.е. я даже не дошла до половины вопросов. Надо было быстро читать и отвечать. Я так и сделала”.
Марине – невероятно привлекательная и энергичная женщина, которую не сломили даже американские трудности.
“Было трудно с маленьким ребенком, без разрешения на работу и средств для существования. Мы жили в настолько неблагоустроенной квартире, что большую часть времени я вместе сыном проводила в музее Метрополитен, чтобы не падать духом… Я шла в мебельный отдел Блюменгельса, садилась на диван и читала, в книжном магазине Барс ынд Лобелс почти ночевала, не пропускала благотворительных концертов в Центрл парке. Так что, натерпелась я столько, сколько можно себе представить. До сих пор у меня нет “Грин карты”, без наличия которой я не могу взять кредит на обучение сына и ежемесячно мне приходится высылать чек на 3500 долларов. После стольких потерь меня ничто не может напугать. Эта жизнь – подарок, и я должна прожить ее для Давида. Я стараюсь, чтобы у него было все, и даже больше, чем было у меня. Но мне больно, нет слов, чтобы описать, как я тоскую по маме, как нуждаюсь в поддержке мужа, хотя я достигла столького”…
Марине не вышла замуж во второй раз.
После обеда мы долго гуляли по городу, почти по всему Манхеттену, меняя кафе, беседуя обо всем. За это время Марине рассказала, как в первые годы нанимала в Нью-Йорке квартиру у армянина-миллионера, который, как выяснилось, оказался неуравновешенным сексуальным маньяком. Марине вынуждена была отдавать все заработанное адвокатам, которые защищали ее в суде от обвинений. Через несколько лет она наняла квартиру у старушки-армянки, которая делала все, чтобы сблизиться с ее малолетним сыном Давидом. “Словом, в этом сумасшедшем городе у каждого своя сумасшедшая история”, – завершает Марине, друзья которой еще до начала нашей встречи предупредили, чтобы я был особенно осторожен с вопросами относительно ее прошлого. Раны Марине еще не заросли, именно поэтому каждый год 7 декабря она работает, и каждый год в этот день ее лихорадит. Будучи врачем, она никак не объясняет это, и не ищет объяснения, потому что знает причину.