«Сами себя разглядываем в лупу»

28/01/2007 Беседовала Нуне АХВЕРДЯН

Ереванское кафе «Арт Бридж» представляет собой не просто мостик от искусства к чашечке кофе, не только приятную и не обязывающую атмосферу. Он – принципиально новое место в нашем городе, имеющее свой особый и серьезный смысл. Мы, армяне, привыкли к многолюдным и торжественным сборищам, тогда как это кафе предлагает нечто совершенно иное, что можно назвать «самоуглублением».

Хозяйка кафе Шаке Аванкарапетян очень принципиальна и доброжелательна, как и само ее заведение. Она всегда готова уловить, а во многих случаях и предугадать желания Еревана. «Простите меня, но я смотрю на мир и на Армению сквозь розовые очки», – говорит она и просит ни в коем случае не называть ее «зарубежной армянкой», поскольку вот уже много лет живет и работает в Армении. Она просто человек другой культурной среды и памяти, чувствуя всю красоту и уродство нашей страны так, как это способны ощутить немногие жители Армении. Ей больно за каждый наш промах и всегда напоминает каждому, кто косо смотрит на Армению и критикует ее, что для того, чтобы критиковать, прежде всего нужно иметь право на это. Многого ожидает Шаке от литературы, от работы книгоиздателей, от изменений правил продажи, поскольку хочет увидеть в Армении читающее поколение. «Книга достойна уважения, и родитель, покупая ребенку книгу, должен чувствовать себя хорошо», – убеждена она, прекрасно зная, что многие села у нас лишены не только новинок литературы, но даже газет. Создав в «Арт Бридже» традицию читать книги, Шаке в каком-то смысле еще и воспитывает читателей.

– Модель вашего кафе была новостью для Еревана. Как она родилась?

– Это кафе было создано с учетом моих потребностей, то есть потребностей отдельной женщины. Я хотел, чтобы женщина могла в одиночку пойти в такое место, где могла бы почитать книгу, окунуться в атмосфер, где могла бы чувствовать себя спокойно. Тогда, в 1999-м году, когда мы еще не работали, я не видела в ереванских кафе ни одной женщины, которая зашла бы просто выпить кофе. А сегодня вижу. Это значит, что теперь у нас произошла эволюция. Мы всегда были общественным народом, любили куда-нибудь отправляться вместе. Конечно, можно пойти и одному, никто тебя не обидит, вот только чувствовать себя будешь неуютно. Значит, тебе должны предоставить возможность чувствовать себя спокойно. Такую возможность могут дать книги, газеты – читая их, ты будешь знать, что никто тебе не помешает. Смысл «Арт Бриджа» – именно в этом покое. У нас нет даже профессиональных официанток и сервиса. И иметь не хотим. И если у нас двое беседуют за столиком, то их пепельница может быть даже переполнена, но официант не подойдет сменить ее, чтобы не помешать. Мы считаем, что не следует мешать беседующим или отрывать человека от чтения газеты: мол, надо сменить вам тарелку. У нас просто другой подход, основанный на личном знакомстве. Часто мы даже знаем, какой посетитель что пьет. Среда сама подсказывает нам, что делать.

– У вас можно и познакомиться с искусством. Картины на стенах сами обращают на себя внимание. Знакомство с искусством как бы «между прочим» не похоже на посещение выставки, но зато и искусство так воспринимается лучше.

– Искусство действительно идет как бы между делом, походя – оно не гремит подобно оплеухе: «Я здесь!» Сначала мы не делали выбора между демонстрируемыми художниками, но случилось так, что начала возникать очередь, и она сейчас растянулась до 2009-го года. Это и для меня самой оказалось неожиданностью. А ведь сначала, когда мы приняли такую концепцию, все художники оскорбились: что это за глупость, мы не будем выставляться в кафе! Однако получилось так, что художники тоже восприняли эту концепцию, потому что им тоже приятно, что их картины выставляются. Сейчас так делается же во многих кафе и ресторанах. Это хорошая модель, потому что все люди искусства любят демонстрировать свои произведения. Я и сама считаю себя обязанной делиться с ними рождающимися после выставки мыслями и откликами.

– Это кафе уже обрело свою роль и хорошо исполняет ее. Интересно, а каким будет следующий шаг? В какой новой среде, новом общении будет нуждаться завтрашний день?

– Может возникнуть очень интересное явление, когда люди, сидящие за несколькими соседними столиками, начнут беседу на общую тему, говорить о чем-то одном. При этом совершенно незнакомые, случайные люди. Бывали моменты, когда мне хотелось запереть изнутри кафе, чтобы не помешали интересной беседе по какой-либо социальной или политической проблеме. Сейчас близятся выборы, а в такие моменты люди подспудно всегда чего-то ждут, вот мы и стараемся подкинуть им мысль для раздумий. Ходим по штабам и берем их предвыборные буклеты, чтобы люди могли ознакомиться с партийными лозунгами. Люди сами вряд ли сделают это.

– Но ведь немало и людей, которые не интересуются политикой.

– И это очень печально: мы не имеем права так думать. Как маленький народ, мы не имеем права не интересоваться политикой. Сегодня я очень сожалею, что не имею права голоса, поскольку не являюсь гражданином Армении и не могу позволить себе высказать свое мнение.

– Как вы относитесь к двойному гражданству? Эта проблема волнует многих, ибо может получиться так, что судьбу Армении начнут определять совершенно чужие люди.

– Эти вопросы можно уточнить с помощью закона. Мне и самой не хотелось бы, чтобы какие-то люди в Гленделе решали, кто должен стать президентом Армении. У меня просто мурашки по коже, когда думаю, что такое может случиться. Однако по закону можно дать избирательные права тем людям, которые, скажем, не менее пяти лет постоянно проживают в стране и пять лет платят налоги. У человека, который платит стране налоги, наверняка имеются проблемы, которые он хотел бы решить, что-то изменить. Это даже его обязанность как гражданина. Но когда я слышу, например, призывы к бойкоту выборов, то воспринимаю это как отказ от прав. А если мы отказываемся от этого права, то, значит, лишаемся и права говорить и критиковать. Выборы все равно пройдут, и мы вынуждены будем согласиться с выбором избирателей.

– Вы очень активный читатель прессы, стараетесь быть в курсе всех мировых новостей. У вас не возникает впечатления, что все журналисты склонны живописать скорее плохое, нежели хорошее?

– На все сто процентов уверена, что это именно так. Когда проглядываешь несколько газет, ужасно устаешь и невольно думаешь: Господи, да в какой же это стране мы живем, ведь тут нет ничего хорошего! Может быть, это от того, что мы всегда сами себя разглядываем в лупу? Наводим лупу и начинаем пристально разглядывать. Час назад в наше кафе зашел один американский армянин и посетовал, на каком плохой концерт довелось ему побывать в Оперном театре. А я думаю, что он заплатил за билет максимум три тысяч драмов, тогда как для концерта такого масштаба в Америке ему пришлось бы выложить не меньше сотни. Да и концерт был неплохой, просто зал был полупустым. А вот если бы концерт организовал кто-то извне, мы бы воодушевились: мол, наконец-то прорвало и они едут к нам. То есть, мы смотрим на себя через лупу, а на других – сквозь пальцы. Поэтому-то наши газеты и видят только отрицательное. Мы не умеем себя любит, и в то же время мы – самый чванливый народ в мире. Пусть попробует какой-нибудь иностранец задеть нас – убьем на месте! – но как только он уйдет, мы тут же начинаем вместе размышлять о его словах. Так что мы всегда живем в таком контрасте. А вообще-то масс-медиа – очень мощное оружие. Когда газета пишет о правах личности, а глаза твои зацепились за эту статью, невольно начинаешь учиться своим правам и обязанностям.

– Однако личности не всегда удается защитить свои права. Сами знаете: выгнали людей из своих домов и отгрохали огромный проспект…

– А сколько человек встали плечом к плечу с этими людьми? Сколько человек сочли их проблемы своими собственными проблемами? Надо уметь видеть и плохое, и хорошее. Мы видим, что наш город грязный, жалуемся на то, что бросают мусор куда попало, однако не замечаем того, что есть люди, кторые могут что-то сделать. И делают! Я знаю человека, который каждый день на том месте своей улицы, куда обычно бросают мусор, расстилает чистую белоснежную простыню и садится на нее – чтобы людям стыдно было мусорить. И знаешь, у него получилось – люди больше не высыпают на улицу мусор.

– Очень впечатляющий пример. А как вы относитесь ко всем зарубежным программам, направленным на то, чтобы сделать женщину сильным и деловым?

– К программам изменения взгляда на женщин следует подходить очень осторожно. По-моему, армянская женщина очень сильна. Представляете, что будет, если вдруг призовут: женщины, давайте сядем на часок и ничего не будем делать! Сядет бабушка, сядет пекущая хлеб женщина, сядут официант, повар, уборщица… Все мы в свое рабочее время сядем и целый час ничего не будем делать. Вы представляете, какая любопытная вещь получится – вся экономическая жизнь замрет! Эффект такого единодушного «сидения» окажется очень большим и интересным. Я не феминистка, люблю, чтобы мужчина открывал передо мной дверь и наполнял мой бокал. Я это ценю, но знаю и свои обязанности. Дискриминация начинается с того момента, когда говорят, что в парламенте должно быть столько-то женщин. Но если у этих женщин нет никакого умения руководить или создавать законы, то чего ради они должны становиться депутатами?

– А может, они просто не верят в свои силы?

– Очень часто женщины, обладающие способностями и здоровой амбицией, не стремятся «вверх», поскольку плохо представляют эффект своего часового «сидения». Но если осознаешь, уверена, что есть у тебя данные, программа, подход, то пожалуйста – иди и становись депутатом, никто перед тобой дверей не закрывает. Могут ведь, например, представить программу по обучению, воспитанию детей, но не делают этого.

– Ваши дети учатся в государственной школе. Вы довольны уровнем обучения?

– Да, я очень довольна системой образования, поскольку мои дети учатся здесь гораздо большему, чем за границей. Ребенок любит дисциплину, а школа учит его дисциплинированности. Дома ребенок должен быть свободным, а в школе – делать то, что от него требуется. Мой сын в первый класс пошел в Америке, но когда мы приехали в Ереван, оказалось, что по математике он очень отстает. Значит, здесь он будет учиться лучше и развиваться многосторонне. Здесь социальные проблемы очень остры, и об этом говорится, их критикуют.

– А в Америке о социальных проблемах молчат?

– Нет. Но, не забывайте, в Армении наши дети в безопасности. Когда мой сын признается, например, что удрал с уроков, я ничего страшного в этом не вижу, поскольку знаю, что он либо сбежал в кино, либо гулял с друзьями. А в Америке мои дети если и играли на улице, то должны были играть прямо под окнами кухни, чтобы я могла их видеть. Если же они хотели играть с другой стороны дома, то я должна была сидеть на ступеньках крыльца и следить, чтобы с ними ничего не случилось. Я все время боялась за них.

– За годы независимости в Армению приехало много зарубежных армян, и очень многие из них разочаровались. В Армении, кажется, остались самые, наверное, реалистично мыслящие. В чем была самая главная причина разочарования?

– Я родилась в Иране, а сейчас обживаюсь в Армении. Мое и твое прошло разнится – вы жили под влияние русских, я – американцев и персов. И если мы полюбим эту разницу, то станем намного богаче. Мы и в самом деле очень богаты, просто не умеем любить самих себя и ценить. У меня явный персоармянский выговор, но я твердо заявляю, что не собираюсь выправлять этот свой акцент. Увеличу свой словарный запас, но акцент менять не буду, поскольку это мое прошлое. Я не хочу также, чтобы и вы меняли свой акцент. Наши различия позволяют нашей нации думать более разносторонне. К сожалению, мы не умеем разместить в себе это богатство. Я приехала в Армению не потому, что все здесь такие же, как я, – я знаю, что существует разность культур. Но знаю также, что эта разность – прекрасная штука, поскольку это означает, что есть что «брать» и что «давать». В Армении себя плохо чувствовали только те зарубежные армяне, которым казалось, что все в Армении должны быть такими же, как они сами.

– Для многих Армения была романтикой…

– Это ошибка, ибо никто не имеет права бросать дом, насиженное место и гоняться за романтикой. Все мы в диаспоре росли с той психологией, что однажды вернемся на Родину. То есть, нм надо было быть разными и сохранить свой язык, потому что однажды мы должны были вернуться. Сейчас мы возвращаемся, но очень часто с неверной психологией, ибо хотим увидеть здесь то, что привыкли видеть. Но какое у меня право требовать от вас, чтобы вы подходили к проблемам точно так же, как подхожу я? Мы разные, и разными должны быть наши отношения. Взаимные отношения.