В коридорах общежития трамвайного парка, что напротив гостиницы “Себастия” общины Ачапняк, царит присущая послевоенной ситуации мрачная обреченность. Врывающийся в открытые, без дверей, подъезды холодный ветер колышет толстые покрывала, навешенные на двери квартир и якобы призванные спасти их попрятавшихся в своих комнатах обитателей от зимней стужи.
Пронизывающий ветер таскает по коридорам картонные ящики и всякие мелкие предметы. В коридорах пусто и безлюдно. На пятом этаже из-за одной из дверей доносятся бессвязная музыка и голоса детей, на миг заставляющие забыть даже о перехватывающем дыхание зловонии. Только по этим звукам и можно догадаться, что здесь все-таки теплится жизнь.
Вхожу и просто замираю от совершенно нечеловеческих и ужасных условий. И смущаюсь от того, что все смотрят на меня с улыбкой и доброжелательно просят пройти. 41-летняя тикин Асмик тут же берет в свои руки бразды правления и приказывает детям немедленно освободить место, чтобы гостья могла сесть. «Рузанна, золотко мое, собери эти вещи, чтобы было где сесть, Тамара, доченька вытри стол, а ты, сынок, подвинься чуток, чтобы девушка могла устроиться поудобнее!” – строгим тоном, но все же с нежностью в голосе приказывает мать шестерых детей. Включенный в комнате обогреватель не в силах растопить царящий в комнате жуткий холод. “Подсаживайся ближе к плите, мы всегда накидываем на нее одеяло, чтобы тепло шло прямо к ногам”, – советует 12-летняя Наира. Старшая, Тамара, выходит, предупредив мать, что скоро вернутся. “Сейчас она в моих сапогах и куртке ходит, – говорит тикин Асмик. – Что поделать, у нас во всем кризис. 20-летняя девушка уже, а надеть нечего. Вот дождусь, когда она придет, сама одену и выйду”, – говорит ждущая своей очереди одеться тикин Асмик. Сама будучи воспитанницей детдома, она, по ее словам, души в детях не чает. Она 23 года отработала в архиве кино-фотофонда, а муж раньше работал в Министерстве связи, а теперь работает в “АрменТеле”. Вот уже 22 года они живут в общежитии для работников трамвайно-троллейбусного парка.
“Предложили записаться в префектуре на квартиру, но сказали, что внесение в списки надо заплатить 50 тысяч драмов. Не было у нас таких денег – откуда? – рассказывает тикин Асмик. – Сейчас-то еще ничего, а приди вы раньше, только за голову бы схватились и убежали. Маму свою долго искала, но все-таки нашла. Очень тяжело переживала, что вот руки-ноги у нее целы, а определила меня в детдом, но привела ее сюда, и шесть лет она в этой клетушке с нами жила… Не любила я ее, но ухаживала. Потом узнала, что ее брат у нее на глазах от года умер, простила и приютила. Даже не рассказать, какие трудности перенесли. А брата моего Харбердский детдом продал – у него нога была покалечена… Ищу теперь, не могу найти – Григорян Хорен, 67-го года рождения…”
16 лет они жили фактически без воды. Как только дети начинали ходить, тут же впрягались в работу – таскать воду ведрами. Сейчас у них в комнате есть вода, которой пользуются все соседи, ибо тикин Асмик добросердечна. Туалет во всем здании один, общий. “Знали бы вы, какие я депрессии переживала из-за этого туалета, как это невероятно трудно, когда нет элементарных гигиенических условий… – продолжает она. – По очереди чистим туалет, но как только возникают проблемы, тут же тыкают в меня пальцем, мол, у тебя шестеро детей, ты и обязана это делать… Накопился мусор – опять же: у тебе шестеро детей, должна платить больше… С трудом переношу все это, невероятно трудно выдержать. Представь, из-за всех этих стрессов я перенесла тяжелую депрессию, слегла надолго…”
Трое из шестерых детей мальчики. Старший, 19-летний Вардан, проходит сейчас воинскую службу в Вайке. “Честно говоря, до армии он работал, – рассказывает мать. – С 14-и лет работал, потом на станке руку порезал – вскрыло, рана была как роза распустившаяся. Уволили его с работы. А я сказала сыну: как бы там ни было, но отслужить ты должен. Не раз плакала от обиды, готова была сломаться, но потом снова собирала силы в кулак и продолжала жить. Детей своих люблю неописуемо, а условий не боюсь. Как только обращаюсь куда по какому-нибудь вопросу, сразу в глаза тычут – а чего шестерых родила, не рожала бы! Но я же ведь трех солдат армии дала! Или дозволять одним туркам плодиться, чтобы и этот клочок земли у нас отняли? Нашлись в этом доме люди, которые выправили “психические справки” и своих детей не отправили в армию, но ведь человек должен быть еще и немного патриотом, верно? Сыновьям своим говорю, что они должны служить, потому что живем мы в трудном месте, вы должны быть готовы взять оружие о отправиться на границу. Если придется, вы не должны отнекиваться, мол, мама, мы не умеем обращаться с оружием. Если надо будет – должны взять и пойти на границу! От всей нашей страны на карте одно только девичье лицо осталось, так кто же еще должен защитить нашу землю?”
Вот в таком патриотическом духе воспитывает тикин Асмик своих детей, уверяя сыновей, что придет день, и они искупются в озере Ван, поднимутся на Арарат. Что же до жизни в общежитии, то, по ее словам, это просто ад. Люди озлоблены, разочарованы, обижены. “Тут раньше такие войны и побоища были, что не дай Бог. Женщины схлестывались между собой, так мужчины не могли их разнять. Вся эта атмосфера влияла и на воспитание детей, но я делаю все, чтобы уберечь своих, – признается многодетная мать. – А то замечаешь вдруг, что сын твой брата терпеть не может, старший младшего не приемлет, младший старшего, и начинают вдруг драться…”
“Ординатуру голода я уже прошла”
Тикин Асмик получала от “Пароса” 12 тысяч драмов, но как только дочь стала совершеннолетней, перестали давать. “А все потому, то не могла заплатить потребованный инспектором “налог”… Сейчас, правда, я в национальном архиве работаю, но вынуждена уходить – зарплата даже на транспорт не хватает. А кроме того, и работа очень тяжелая и ядовитая, фонд 38 тысяч, фильмы же в кашу превратились, потому что сердобольных работников не было. Документальные, художественные ленты, фото-киножурналы все перепутались. 6 видов фильмов – позитивы, негативы, лаванда… Все это химия, отрава. Всей семьей этим делом занимались, приводила с собой детей, чтобы эти фильмы таскать. А теперь хотят все эти фильмы спустить в подвал 36-метровой глубины”, – искренне делится тикин Асмик. Трое из шести ее детей школьники, но, несмотря на тяжелые условия, все трое ходят в музыкальную школу. “Все делаю, лишь бы дети мои в приличном виде в школу ходили. Один вырос из одежды – другой ее носит, кое-что перешиваю, перелицовываю, но все равно босыми остаются. Ну да Бог милостив, что-нибудь засветится. Хлеб дочка моя печет, а то в магазинном хлебе вся середка пустая, даже если в день на 1000 драмов покупать, все равно голодными останутся. Дети мои взрослеют, а из-за этих трудностей все время в стрессах. Рузанне моей говорю: почитай басни Айгекци, многое поймешь в жизни, говорю, больше книг читай, впитывай, потом мы поговорим о них, и ты поймешь, что ничего легкого в жизни не бывает. Средь зимы у моих детей обуви нет, думаю, с ума сойду, но опять-таки пересиливаю себя, преодолеваю…” – продолжает тикин Асмик и тут же начинает сетовать, что у Аршака с математикой проблемы – не поладил с учителем, начал плохо учиться. Труднее всего матери рассказывать о дочерях – очень уж им тяжело, что надеть нечего. “Я им говорю, что самое главное – каким будет человек под конец. А под конец человеку, который тащит тяжелый груз, всегда бывает хорошо. Из детдома я много хороших книг принесла, говорю детям, чтобы читали, чтобы знали, через какие трудности прошла армянская нация, какой геноцид пережила. Я и сама в плену побывала. Муж мой из Шашмшадина. В 1991-м я была в селе Мовсес, турки схватили и увели. В те времена каждый трупы в мешках приносили. Я беременная была, нас три дня вели, а куда, не знали. Смерть мне в глаза глядела. В турецком селе нас отдали турецким милиционерам, и тут нам повезло: один из этих милиционеров оказался внуком мовсесца, пожалел нас и отдал армянским милиционерам. Спина от боли разламывалась, но хоть жива осталась…” – вспоминает тикин Асмик. К своему рассказу она добавляет, что вернувшись в Ереван, вынуждена была теперь уже бороться против голода. “Я всегда говорю, что уже прошла ординатуру голода, да и дети мои достигли совершенства в борьбе с голодом. В те ьемные годы, когда хлеб был по чекам, а мама моя была лежачим больным, я тайком от детей кормила мать, а тайком от матери детей… – говорит она и продолжает с непреодоленным еще ужасом: – Господи, что за времена были! Какой матрас ни подниму – под ним ломтики хлеба… Мы вообще-то малоеды, но, Боже, какой голод в нас поселился!..” При этих ее словах дети начали смеяться.
Муж тикин Асмик, Бабкен, не выдержав, от бессилия сделать хоть что-то и отчаяния сбежал из дому, 30 дней в зимнюю стужу мыкался по улицам. Хорошо, скорая успела доставить в больнице, потом три месяца на одних инъекциях и жил. “Мне говорили, что безнадежен, но я все же поставила его на ноги, внушила надежду, сил дала. Не показывала ему, что и мне самой плохо. Мужчины ведь неохотно делятся, ну а женщина может ему помочь”, – рассказывает тикин Асмик и показывает “долговые записи” магазинов.
Когда с хлебом туго, начинаем петь“
Вот уже четыре года 14-я Рузанна учится игре на гитаре, мечтает стать певицей. “Только мама говорит, что у нас финансовые проблемы, что не может осуществить мою мечту – нет денег для съемок клипа, для организации концерта. Я сейчас думаю о том, где буду работать после окончания, чтобы заработать денег, осуществить мечту. Я с ума схожу по тряпкам, буду хорошо одеваться, чтобы не отличаться от других. Знаете, я больше всего люблю песню Арто “Ах, Арарат”. 11-летний Аршак, несмотря на проблемы с математикой, тоже очень талантлив, играет на флейте, пишет слова песен для сестер. “Кто бы мог подумать, что я пойду в музыкальную школу? Но музыка мне очень помогает. Мама отдала меня в класс флейты. Я играл, играл, и теперь я единственный солист школы! – с мальчишеской гордостью признается поразительно умный и начитанный для своих лет мальчик. – Я исполняю “Танец розовых цветов” из балета “Гаяне”. С блестящими глазами сообщает также, что пишет и стихи, а когда я прошу показать, отвечает, что стихи о маме надо произносить, а не читать на бумаге, и читает: “Не нашел я иного способа передать бездонную любовь мою, решил ее на бумаге передать, что мир весь о ней узнал. Пусть знают все распускающиеся в мире цветы, пусть узнают в небесах парящие все птицы в мире: придет час, и ты узнаешь, как я тебя люблю!”
“Я очень рада, что хоть и в таких условиях, но живу с родителями, – вступает в разговор и Наира. – Есть мамы, которые в таких условиях отдают своих детей в детдом. Я рада, что живу в таких условиях, что мои родители – именно мои родители!” Сказав это, она подходит к пианино, чтобы посвятить матери песню: “Я очень люблю рок. Брат написал для меня песню, но пока не закончил”.
Сидя в уголке, тикин Асмик с любовью и нежностью смотрит на детей и говорит: Дети – мое золото, мое сокровища! Музыка и песня избавляют нас от забот. Как только чувствует, что у меня и Бабкена одолевают заботы, начинают петь, играть… И всей семьей поем, играем, танцуем. У меня и Бабкена любимая песня – “Прекрасная луна”: поем и забываем о голоде”.