– Как правозащитник, вы защищаете Жирайра Сефиляна, и это понятно. И все-таки интересно: согласны вы с призывами Ж. Сефиляна и В. Малхасяна и действительно ли не видите в них призывов к насилию?
– Как правозащитник, я защищаю всех – вплоть до самого жуткого уголовного преступника. Я сегодня выступаю в общественном поле как правозащитник и всю мою деятельность следует рассматривать с этой точки зрения. Я защищаю независимо от того, к чему призывал и какие идеалы имеет Жирайр Сефилян. Очень возможно, что я не разделяю идей, образа действий, взглядов Сефиляна или любого другого арестованного. Как правило, я их и не разделяю, и речь здесь не только о Сефиляне, но как правозащитник считаю должным защищать их. Я, кстати, защищал и права Наири Унаняна, но это вовсе не значит, что я его единомышленник. Так что я даже не углубляюсь в то, что сделали и за что арестованы Ж. Сефилян и В. Малхасян. Это для меня на втором плане. Это люди, которые нуждаются в защите, и я, как правозащитник, занимаюсь этим делом. Что же касается их призывов, то не я должен давать им оценку. Будет процесс, и суд вынесет свое решения, а я не юрист и не могу давать юридических оценок. А насколько наш суд может быть честным и справедливым в этом деле, я тоже сказать не могу, хотя факт освобождения трех осужденных на пожизненное заключение солдат показывает, что в исключительных случаях наш суд может быть и объективным. Насколько я знаю, Сефилян – человек, охваченный националистическими идеями, а такие идеи мне изначально были чужды. Сам я далек от национализма и любых крайних проявлений патриотизма.
– После «27-го октября» многие обвиняли СНБ в том, что она проигнорировала многократные заявления в разных местах Наири Унаняна о том, что он «вырежет» эти власти и т. д. Касаясь ареста Сефиляна и Малхасяна: разве нельзя представить, что власти увидели реальную опасность и действительно предотвратили очередной теракт? Или любой, даже положительный шаг нынешних властей заранее обречен на осуждение?
– Одно лишь то, что государственные органы не смогли предотвратить задуманное и осуществленное Наири Унаняном преступление, говорит о том, что и СНБ, и все остальные службы, которые обязаны реагировать в подобных случаях, неработоспособны. Это дает мне достаточные основания утверждать, что для доказательства своей трудоспособности, желая показать, что они нужны государству и делают дело, они по той же 301-й статье способны сегодня арестовать меня или вас. А рамки 301-й статьи столь широки, что под ее обвинения можно подвести многих политически или общественно активных людей. Я не хочу сегодня выступать ни в пользу этих властей, ни в пользу СНБ. Наоборот, я хочу выступить против них. Ведь именно они должны сегодня доказать, что Сефилян и Малхасян готовились к насильственному свержению власти. Они должны суметь доказать выдвинутые ими обвинения. Я изначально питал не слишком много доверия к этим властям и СНБ, что и дает мне право сомневаться в правовом поле их деятельности.
– Согласны ли вы с тем утверждением председателя общественной организации «Общество против терроризма» Тиграна Акопяна, что если эти власти не могут бороться против коррупции и другими беззакониями, то это вовсе не означает, что они не должны реагировать и на террористические призывы?
– Я, конечно, разделяю мнение Тиграна Акопяна, что власти обязаны реагировать не только на любое террористическое заявление, но и предотвращать или предупреждать их, то есть вести профилактическую работу – чтобы не было даже бытового воровства. Каждый человек может рассматриваться как потенциальный вор, но это не означает, что людей можно арестовывать по столь абстрактным причинам. Утверждать, что Сефилян мог когда-нибудь заняться террористической деятельностью и арестовать его за это не слишком логично. Насколько я понимаю, что он заявлял, что не позволит кому-нибудь вернуть освобожденные территории и говорил, что таким «головы поотрывает». Я знаю в Армении очень мало людей, согласных на компромиссный вариант. Я, например, готов и заявляю, что взаимные уступки должны быть. Сефилян против этого и может сказать, что если Вардан Хачатрян заявит, что земли нужно вернуть, он оторвет ему голову. Если его арестовали за такое же заявление, то в политическом поле РА полным-полно таких несогласных, так что же – арестовывать их всех?
– Но дело касается не одного лишь возврата земель: он делал заявления и насчет выборов, призывая объединиться и сделать все очень быстро, за один-два месяца, не дожидаясь предстоящих выборов.
– Он говорил: соберем людей, выведем на улицы, чтобы в течение месяца-двух под давлением народа не дать властям возможности воспроизвестись путем фальсифицирования выборов. С несколько иной акцентировкой, но об этом и я, и многие другие говорили как в своих статьях, так и в разговорах. Я, например, писал, что в рамках закона, норм международного права следует сделать все возможное, чтобы предупредить воспроизводство этих властей. Эта идея носится повсюду, об этом говорят все, и это не уголовно наказуемое деяние. Как политический деятель, Сефилян должен был стремиться как можно скорее осуществить эту программу – организуя сторонников и получив поддержку народа.
– В его призывах нет ни слова о смене власти с помощью народа. Он обращался к своим единомышленникам, которых он призывал организоваться, говоря: «Чем больше мы организуемся, тем раньше сможем – сначала словом, а если потребуется, то и запугав и принудив – заставить оппозицию соображать». Что вы скажете на это?
– Вы сейчас задаете мне вопросы, которые должны задать адвокату Сефиляна. Я не его адвокат, я правозащитник, но свое частное мнение могу высказать. Насколько я понимаю, они собирались организоваться, чтобы превратиться в силу, с которой вынуждена будет считаться наша оппозиция. Своей организованностью и многочисленностью Сефилян хотел заставить оппозицию предпринять более активные шаги. Здесь тоже я не вижу ничего криминального. А в юридические тонкости я не могу и не хочу влезать. Говорят, он был связан с «делом Дро». Но если бы нынешние власти заявили, что он был арестован в связи с «делом Дро», то все воспринималось бы иначе. Как правозащитник, я, разумеется, опять выступил бы в его защиту, но хотя бы знал, за что он сидит в тюрьме. Сегодня я же понимаю это так: он сидит в тюрьме, ибо занимался неугодной властям политической деятельностью. Сефилян – человек, наделенный политической, гражданской, общественной активностью и арестован за свою публичную деятельность. Он не совершал тайных действий в составе группы из трех человек и, насколько я знаю, не был вооружен.
– Собрание, на котором все это говорилось, было закрытым.
– Закрытых собраний с участием нескольких сот человек и приглашенными гостями не бывает. У нас есть партии, которые проводят закрытые собрания, но их почему-то не арестовывают. Более того, они являются законодательными органами и пишут для нас законы. А что, Сефилян не имел права собрать единомышленников? В зале было множество людей, поэтому я не пойму, как его можно называть закрытым.
– А вы не считаете, что быть пассивной или активной – это дело самой оппозиции, и Ж. Сефилян не имел никакого права запугиванием заставлять ее идти на какие-то шаги?
– Не могу сказать, что имел в виду Сефилян. Оппозиция, насколько я знаю, не протестовала против обращенных к ней угроз, более того – защищает Сефиляна. Я думаю, гораздо нормальней заниматься защитой людей, нуждающихся в защите, а уж правоохранительные органы, будьте уверены, и без чужой помощи представят все нужные обвинения – в этом деле они мастера. Пусть они докажут, что в заявлениях Сефиляна содержались призывы к насилию, и осудят его. Я не обязан выполнять функций СНБ, не обязан говорить, что, например, Киракос – вор. Если вор, то докажите это, причем докажите так, чтобы у людей не осталось сомнений!
– Если уж арестовали, то докажут.
– Они не внушают мне доверия. Три года назад арестовали трех невинных парней и пытками заставили их оговорить себя, перед тремя судебными инстанциями выставить себя убийцами. А теперь оказалось, что нет, они не убийцы. Я так часто встречаюсь с осужденными и так хорошо знаю, насколько «активно и хорошо» работают наши правоохранительные органы, что оставляю за собой право не верить им.