Дом, в котором живет Эля Ованнисян, находится на самой границе. На самой границе Армянии и Азербайджана, или Тавуша и Товуза, а если еще проще, то Айгестана и Алибейли. Несмотря на оставленные снарядами страшные следы, дом этот словно бы являет собой символ хорошего прошлого и неопределенного будущего. Размеры его свидетельствуют, что хозяева его было людьми трудолюбивыми, умелыми и удачливыми.
«Мой муж и его отец еще в те времена имели мастерские по железу, рассказывает г-жа Эля. – Все железные ворота и баки, что в том селе напротив, в Алибейли, делали мой муж и его отец».
Ремесленный «бизнес» супруга Эли и ее свекра не ограничивался только соседним азербайджанским селом. «И на станции Товуз (это примерно в 2- км от Айгепара), и в других местах их хорошо знали», – говорит хозяйка разрушенного дома и с гордостью рассказывает о том, что связи эти были не только деловыми, но и дружескими.
Мы смотрим из окна второго этажа. На всем пространстве от дома и до соседнего азербайджанского села – развалины.
«Видите вон те разваленные стены? – показывает Эля. – Это наш консервный завод был. Сейчас от него только стены и остались…» Потом показывает на строение с красными арками: «А это была автобусная остановка. Люди садились в автобус, ездили на станцию Товуз торговать». Я обращаю внимание на торчащие близ автобусной остановки бетонные столбы: «А это что?» – «Это не наша земля, это уже ихняя, – объясняет Эля и улыбается: – Когда-то там был ресторан или шашлычная, люди называли ее «Вагифаноц» – Вагифовой».
Рассказывая о былых дружественных связях с азербайджанцами, все пожилые айгепарцы непременной рассказывают о «Вагифаноце». Сначала это была простенькая шашлычная, потом, постепенно расширяясь, она превратилась в двухэтажный ресторан. «С большим почетом принимали нас, угощали, – рассказывает Аракел Аникян. – Если мясо нам не нравилось, резали новую скотину». Ресторан, стоящий на оживленной дороге, соединяющей две советские республики, был излюбленным местом встреч. «Ссор не случалось?» – спрашиваю. – «Да нет, какие еще ссоры? – удивляется Аракел Аникян. – Хотя нет, бывали – кто кого угощать будет».
«А где сейчас Вагиф? У вас есть какие-нибудь сведения?» – спрашиваю. На этот мой вопрос почти все лишь пожимали плечами. «Насчет Вагифа не знаю, но работал у него один парень, Рафик его звали, он и делал шашлык, – говорит директор винного завода Альберт Григорян. – Во время войны он возглавлял азербайджанские отряды. Потом, кажется, погиб – подорвался на мине». Директор вспоминает также, что он и Рафик – некогда друзья – переговаривались из своих окопов. «Ради кого мы воюем, ради чего воюем? – говорили они друг другу. – Давай не стрелять друг в друга»
Эля Ованнисян также вспоминает Рафика. Говорит, хороший был мастеровой, отличный сварщик – когда строили дом, он работал у них. «Во время переговоров он спрашивал о нас: кто остался, как они? Ему сказали: а ты знаешь, парень, что ваши все их дома порушили? Отвечает: а что я могу поделать, я же не виноват, я больше их сожалею, что их дома порушили», – вспоминает Эля.
В своем полуразрушенном доме Эля, можно сказать, живет одна. Муж умер в 1985-м. Дочка вышла замуж, старший сын с семьей живет в Ростове, младший – контрактник: две недели в месяц проводит на передовой.
Живущая в одиночестве женщина каждый день видит в окно село Алибейли, которое вот уже шестнадцать лет – словно дальняя заграница. Азербайджанское село вызывает в ней двоякие чувства: память о теплых, человеческих, дружественных отношениях и – страшные воспоминания о войне. «Мы сразу перед ними, – рассказывает она. – Сколько боев ни было, по нашему дому били обязательно. Нет ни одного угла, куда бы танковый снаряд не попадал. Наш дом танк и разрушил. Как только танк выстрелит, так прямо в наш дом и попадает. Приходим, смотрим – ничего нет».
Дом Эли Ованнисян похож на утерянный рай. Судя по изрытой осколками и пластами обвалившейся штукатурке, стены были расписаны сказочными цветами и птицами. Созидая свой маленький рай, они и помыслить не могли, что когда-нибудь знакомые и друзья поднимутся на войну друг против друга. На вопрос «кто виноват?» Эля отвечает вопросом: а то вы не знаете? «Ни армяне е виноваты, ни азербайджанцы, но все хорошо знают, по чьей вине это все», – с горечью говорит она.
Два года Эля прожила в Ростове у сына. Говорит, что были у них соседи-азербайджанцы, тоже очень сожалевшие обо всем, что случилось: «Они тоже очень жалели, говорили, что мы были хорошими друзьями, вместе хлеб преломляли, так почему же все это случилось?..» Вспоминает хорошего знакомого, жившего на станции Товуз: «Меджит звали. Очень, очень хорошие люди. Мы были близкими друзьями», – сокрушается Эля и добавляет, что жена Меджита послала ей весточку через знакомого: «Говорит, что очень хочу повидать вас. Я, говорит, ваших армян не боюсь, могу пройти, но боюсь, что наши азерабайджанцы сами не пропустят…»