Левон Малхасян живет точно так же, как и играет – эмоционально, чисто и искренне. Не любит ничего планировать, ибо импровизационная основа джаза не позволяет ему программировать жизнь. В декабре нынешнего года в Ереване откроется «Малхас джаз-клуб».
– Джаз не логарифм, чтобы подчиняться канонам. Джаз – свободная жизнь. Можете ли вы, сидя в кафе, сказать, кто через минуту пройдет по улице? Вот и не могу сказать… Это и есть жизнь, это и есть джаз. Джаз – это импровизация. «О «Малхас джаз-клубе» пока ничего не могу сказать, потому что это джаз-клуб. Если б я решил открыть кафе, то дожжен был бы четко знать, сколько понадобится посуды, сколько вилок и ножей. К джаз-клубу подходить таким образом нельзя.
– Джаз любят больше люди старшего поколения. Словно бы для того, чтобы понять джаз, нужны жизненный опыт и знания.
– Это только ваше мнение. В дни джазового фестиваля большинство в зале составляла двадцатилетняя молодежь. А это вы как объясните? Я сам начал играть джаз в пятнадцать лет, и уже в 17 лет у меня были тысячи поклонников. И сегодня очень радуюсь, когда на любых джазовых концертах вижу, что больше половины зала – молодые люди.
– Существует ли мода на джазовую музыку?
– Джаз – вне моды, поскольку переводится как «жизнь». Это я так перевожу. А жизнь не бывает модной или немодной. Многие имеют собственные трактовки джаза. Какие-нибудь направления или ветви джаза могут устареть, как устарел, например, дикси-ленд 30-х годов. Джаз постоянно вбирает из жизни новые элементы и этим обогащается.
Сегодня, кажется, все больший интерес вызывает этно-джаз. Этно-джаз очень распространен во всем мире и имеет множество поклонников. Лучшим представителем сегодняшнего армянского этно-джаза является Арто Тунджбояджян, который довольно успешно гастролирует в Европе. Диапазон джаза очень велик: от этно, фолка, классики, эстрады и до рока. Рок-музыканты используют джазовые элементы по-своему, соул-музыканты – иначе. Джазовые элементы очень распространены.
– Джаз для вас – это и образ жизни, полный импровизации. Вы знаете, что будете делать завтра, послезавтра, на следующий год?
– У каждого человека свой образ жизни, обобщать нельзя. Есть джазмены, которые не курят, не пьют, не занимаются сексом. И довольно неплохо играют. Джаз – это жизнь, ежесекундно переменчивая, никогда не повторяющаяся. Джаз не любит выверенных формул.
– А каждодневные обязанности?
– Я никогда, ни на один день не вставлял в свою жизнь формул. И никогда не планировал свою жизнь больше чем на месяц. Просто смешно становится, когда пытаешься распланировать свою жизнь.
– Бывало ли, чтобы вы играли и при этом думали: сегодня не принимают, завтра примут?
– Нет, я всегда играю конкретный джаз. Я люблю мгновенную конкретизацию ситуации. Ценю импровизацию этой секунды. Если в человеке нет импровизационного начала, он никогда не сможет играть джаз. Ни в одной консерватории не учат импровизации. А эмоции, передаваемые слушателям – из иной сферы. Эмоции зависят от степени владения музыкальным инструментом.
– Любопытно, что вас всегда любили и власти, и люди, не любящие власть. Почему так?
– Я страшно далек от политики. И не скажу, что меня все любят. Скорее почитают. А причина любви, мне кажется, в музыке, которую все любят.
– Вы всегда очень эмоционально относились к нашему городу…
– Ереван не любит, когда его обижают. Когда Ереван обижают или оскорбляют, он всегда дает ответ. Может быть, не сразу, но через какое-то время он обязательно наказывает обидчика, желающего ему зла или делающего зло. Ереван страшно добрый и хороший город. Но очень обидчивый. Сейчас Ереван немного обижен, но для Еревана делается и много хорошего. На днях, например, мы с Вазгеном Асатряном сделали концерт из посвященных Еревану песен 70-х. очень хороший был концерт.
– У того Еревана было свое собственное лицо, свой цвет и запах. А у сегодняшнего?
– Я вас уверяю – Ереван не потерял своего лица. И он еще даст свои хорошие и плохие ответы. Добрым делам – по-доброму, злым делам – по-плохому.
– Человек искусства всегда хочет сделать что-то новое и не уподобиться другим, а горожанин хочет увидеть продолжение своего дела.
– У меня много продолжателей начатого мной дела. И я могу только гордиться этим. У Еревана есть большая коалиция, армия джазовых музыкантов. Ваагн Айрапетян, Армен Хюснунц, наши джаз-бэнды могут оказать честь любо стране. Такой громадный двенадцатимиллионный мегаполис, как Москва, не имеет ни одного биг-бэнда. А у нас – целых два. Месква сейчас ршила пригласить нашего соотечественника Георгия Гараняна, чтобы он возродил джаз-бэнд Лундстрема.
– Есть ли страны, которые могут сказать: «Джаз – это наше»?
– Много. Куба, например, Бразилия.
– Нужны люди с горячей кровью?
– Беспременно! В стране должны быть горы. Если нет гор, нет и барабана, а если нет барабана, то нет и джаза. Я однажды сказал, что славянские народы не играют теплого джаз, потому что их предки не имели идущих из глубины веков барабанов. Эти люди никогда не имели доола, так откуда же им играть теплый джаз? Если даже играют правильно, то все равно играют холодно. В их музыке нет свинга, а свинг – это то, что обязательно в джазе. И наоборот – на Кавказе очень интересный джаз: и в Армении, и в Азербайджане. Джаз – из не равнинных стран.
– Наверное, этому есть логичное объяснение? Люди должны были перекликаться с горы на гору…
– Наверное. Доол и кочари у нас давно есть. И у джаза уже длинная история. В Советском Союзе был джаз-оркестр Артемия Айвазяна из тридцати человек. И в те времена не писали: государственный эстрадный и джазовый оркестр Армении, а писали – джаз-оркестр Артемия Айвазяна. Человек начал это дело, а я всего лишь продолжатель – его, Котика Орбеляна, Арно Бабаджаняна, Мелика Мависакаляна… Есть Мартин Вардазарян, Степан Шакарян. Поколение, творившее до меня, уже заложило основы. В 60-е годы в Ереване было пять-шесть биг-бэндов. «Ереванпроект», таксомоторный парк, ювелирный комбинат имели свои биг-бэнды. Без излишней скромности могу сказать, что моим вкладом стало создание малого бендера. В институте имени Бросова я создал первую малую джаз-группу. Маленькие группы очень распространены в джазе. Первое джаз-трио я создал вместе с Арамом Абрамяном и Чико. Потом к нам присоединился Александр Закарян, и наше трио превратилось в квартет. И с этим нашим «Малхас-квартетом» мы начали принимать участие в фестивалях. Но об этом знает только наше поколение. В одном лишь 1970-м году мы привезли в Армению из Куйбышева сразу четыре гран-при! Сейчас из Самары приезжает большая делегация, в составе которой есть и джаз-группа. Я с удовольствием приму их. Они хотят сделать с нашими армянскими джазменами джем-сейшн, и я охотно организую это.
– Вы человек благодарный?
– У меня в жизни были три мечты. Я хотел побывать на родине джаза – в Нью-Орлеане, там, где начинался джаз. Пятнадцать лет назад я сделал это, так что первая моя мечта осуществилась. Второй моей мечтой было организовать в Ереване международный джаз-фестиваль с участием звезд джаза. Я сумел исполнить и эту свою мечту. А третьей моей мечтой было открыть в Ереване джаз-клуб. Кажется, и это вроде получается. Я не только благодарен, но и счастлив и горд тем, что смог осуществить мои мечты в моем городе. Вчера один из моих друзей спросил: «Не хочешь открыть джаз-клуб в Лос-Анджелесе?» Я ответил: «В Лос-Анджелсе даже мой дед запросто открыл бы клуб! А вы попробуйте откройте в Ереване». В Лос-Анджелесе идешь в банк, берешь деньги и через час открываешь клуб. А о своем клубе я не хочу говорить, потому что рыба еще не поймана. Откроется – приглашу всех. На моей собственной земле будет мой собственный клуб. И каждый, кто придет ко мне в гости, да придет с миром!