«В какое направление живописи я помещаюсь – даже знать не хочу. Это проблема искусствоведов. Я выношу и показываю то, что у меня внутри», – говорит художница Тени Варданян, которая начала свой путь с театра. Художник-декоратор по специальности, Тени сначала строила свои картины как сцену жизни. Однако сегодняшняя Тени совершенная новая, более чуткая. И более лубокая. Прежние картины были намного ярче и театральней, а последние серии – «Письма», «Перемещение», более минималистичны и чувственны. Обнаженные тела и обнаженные чувства делают человека более ранимым и одновременно сильным. Сила героев Тени в том, что они не боятся показаться слабыми. Просто хотят быть понятыми.
– Можно рисовать очень хорошо, правильно, хорошо показывать технику, краски, кисть, но думаю, такие картины будут никому не нужны. Намного важнее идеи, прочувствованные и пережирые истории. У каждого человека есть много историй-воспоминаний, на которые он все время опирается. Каждая картина – такая вот история. Стресс и испытания тоже нужны. Это тоже – жизнь.
– В Ваших картинах часто появляются голые электрические лампы. Это тоже воспоминания?
– Лампочки появились в моих картинах совершенно случайно. В Америке я работала в комнате, где на длинном проводе висела лампочка. Каждый раз, когда я проходила под ней, задевала головой и это мне мешало. Решила, напишу тебя, лампочка, и освобожусь от тебя. Потом эти лампочки мне очень понадобились в других картинах.
– На самом деле, наверно, так, ты должен нарисовать что-то, чтобы освободиться.
– В этом честность. Чем больше ты подавляешь в себе чувства, тем больше их накапливается, и они начинают мешать.
– Начав с театра, почему Вы от него отказались?
– Я некоторое время работала художником-декоратором, была художником нескольких телеспектаклей. В театре юного зрителя работала в «Ромео и Джюльетте», потом начала делать эскизы «Храброго Назара». Для того, чтобы работать в театре, нужно делать много уступок. На самом деле в театре все должны служить одной общей идее, однако это у нас получалось так, что актер говорил: «Поменяй эту одежду, она мне не подходит». А одежда создает образ, и готовность к этому превращению показывает уровень мастерства актера. Я отказалась от театра, но театр всегда присутствует в моих картинах. Я начала уменьшать пространство большой сцены и помещать сцену в маленькое пространство. Кажется, мне никогда не хватало пространства. Для хорошего театра в первую очередь необходима театральная атмосфера. Эта атмосефра уже сформировалась в 80-ые, казалось, еще немного и нас будут очень хорошие представления. Но оказалось, что театр ограничился лишь постановкой шоу и юмористических представлений. Театру нужен фундамент, мы не смогли построить на этом фундаменте новые этажи. Часто, когда я захожу в театр, кажется, что сейчас начнутся похороны, зрителя засыпают землей и он умрет. Есть очень глубокие актеры, которые очень мало выходят на сцену, просто сейчас время красивых парней и девушек.
– Наверно, и в других странах так.
– Мы сейчас в том положении, в котором были Европа и Америка 50 лет назад. Многие делают то, то давно уже сделано. Но это все равно должно быть сделано, чтобы люди видели, воспринимали, переварили. Когда я открыла выставку в Лондоне, я поняла, что никто не может удивить англичан чем-то новым, все уже сделано. Ты можешь представить лишь свои национальные элементы, иностранцев интересует лишь это. А мы, неизвестно почему, копируем их. В прошлом году открытие «Золотого абрикоса» прошло на английском языке, песни были американскими и французскими. Почему, разве у нас нет национальных признаков?
– Что Вы подразумевается под словом «национальный»?
– Национальный – это человеческий тип, а не зернышко граната или виноградный листок. Нациоальное – в честности. Не надо говорить – я армянин, нарисую Масис, покажу, что я – армянин. Тип армянина неповторим, феноменален. Мы – очень сильный народ, что бы мы ни делали, мы знаем, что правы. Иностранцы в основном потеряли эту черту, они устали. Даже наш самый обычный «крутой парень» талантливее и сильнее любого самого известного иностранца. Мы привыкли к тому, что должны все делать самостоятельно и в нас есть внутренняя уверенность, что то, что делаем мы, будет лучшим. Мы несколькими художниками поехали в Америку, где должны были рисовать, и делать волонтерскую работу. Когда посуду мыла американка, она четко знала, что в этот час она должна была уносить тарелки и в этот час приносить. И каждый раз она говорила тот же самый текст, объясняла, как будет делать это дело, нашла самый удобный путь. А мы не утруждаем себя подобными вещами, делаем и все тут. У нас есть свой образ жизни, мы делаем и преодолеваем все трудности. Если в холодные годы 90-ых другие нации попробовали бы жить, как мы, они бы точно исчезли с лица земли. А мы сохранили свой юмор, гостеприимство. Армяне не только выдержали, но и правильно и хорошо воспитали своих детей. В этом наш феномен.
– Женщина-художник как будто всегда должна доказывать, что ни в чем не уступает мужчинам.
– Конечно, есть женщины-художники, которые в первую очередь чувствуют себя женщиной, и только потом художником. Выражение «женщина-художник» звучит очень плохо и пренебрежительно. Почему никогда не услышишь «мужчина-художник», но «женщина-художник» услышишь? Это оскорбительно, так как в мире есть очень много глубоко думающих художниц. Я никогда не опиралась на феминистические идеи, хотя уверена, что женщина должна быть состоявшимся человеком.
– В центре Ваших картин – существа, лишенные половых признаков, которые просто называются человеком. В действительности мечты женщины и мужчины отличаются?
– Женщина и мужчина – абсолютно разные животные со своии собственными мирами. Женщине нужны цель и сила, чтобы не отклониться от этого. Каждую секунду все готовы отклонить женщину от ее целей. Все мы сейчас живем в период пустых соблазнов.
Для каждого человека значение имеет только одно – обретение или потеря любви. Однако мужчины часто не хотят этого понимать, или понимают очень поздно. После моей последней выставки многие мужчины смотрели на меня как-то странно. У меня есть одно произведение, на котором изображен мужской половой член в стиле церковных миниатюр, а рядом написаны очень красивые строки Томаса Элиота и Нарекаци. Картина называлась «Поминальная служба». Для меня было очень интересно, как будет принята моя картина, так как человек и его сексуальная жизнь неразделимы. И в день открытия моей выставки мой муж и директор галереи попросили не выставлять эту картину. Все боялись, что она будет неправильно воспринята и я не смогу себя защитить.
– Может ли быть равенство между мужчиной и женщиной?
– Если между мужчиной и женщиной нормальные отношения, не должно быть вопроса власти. Конечено, всем мужчинам кажется, что они будут сильными, и рождены для того, чтобы властвовать. Они каждую минуту требует доказательства своей силы. Мы же не должны видеть в этом проблему: «Если хотите, будьте самыми сильными и самыми умными, нам от этого не тепло и не холодно». В конце концов женщина лучше знает, что силен не тот, кто только говорит о силе, а тот, кто мирно, спокойно живет у себя дома. Я, например, жила в очень старозаветной семье. . Мой свекр долгое время обращался ко мне «невестка», даже по имени не называл. Но произошла удивительная вещь, когда по телевизору показали передачу обо мне, он на следующий день пришел с букетом цветов и поздравил меня. Таков человек, он должен постоянно над собой работать, любить себя, чтобы быть принятым. Женщина должна не слабея работать каждую секунду, играть, быть в форме, балансировать семью и свое «я».
– В чем счастье?
– Человеку нужно внутреннее спокойствие. А мы постоянно боимся, в течение дня заваливаем маленькое пространство нашей души таким мусором, что не успеваем понять, что нужно жить. А счастье всегда осознаешь Post factum/
– От Ваших картин веет таки спокойствием. Человек, лишенный черт лица очень раним, но в то же времяу него нет желание искать свои особенности.
– Когда находишь самое себя, больше не нужно прятаться под масками. Это показывает не ранимость, а силу. Многие посетители говорят, что не могут долго оставаться в зале, где висят мои произведения, так как образы очень сильны и давят на них. Сила – это энергия, без которой жизнь невозможна.
– Откуда может женщина получить эту силу?
– Когда долгие годы живешь, как обычная армянская женщина, начинаешь понимать, что в первую очередь должна любить саму себя. Должна быть сама себе хозяйкой, в этом случае тебя начнут больше любить. А когда даешь больше, получаешь мало. Говоря «армянская женщина», мы представляем типичную домохозяйку. Но не это важно. Должен быть праздник. Каждую секунду нужно создавать праздник для семьи, детей, друзей. У нас, например, очень болезненны отношения родитель-ребенок, наши матери не доверяют нам, а мы не доверяем своим детям. Для общения нужны не чувства, а вера. Ребенку нужно давать больше свободы, чтобы он был готов к жизни. А наши дети становятся очень закомплексованными и с большим трудом преодолевают жизнь. Нужно понять, что у ребенка должна быть своя территория. То же самое относится и к матери. Я хочу создать сейчас серию картин, где будет изображена «Пиета» наоборот. Не Христос будет в руках Мариам, а мать, на руках у сына. В конце концов, будущее в руках наших детей, они должны быть хозяевами этой жизни. Может быть, они смогут создать праздник.
– Вы с большой гордостью говорите о своих сыновьях. Чувствуете, что растущее поколение лучше?
– Главное то, что молодежь любит работать. Знают, что для того, чтобы достичь цели, нужно это, это и то. А стремление работать – самое классная вещь в этой жизни. Когда я не работала два месяца, мне казалось, что я умерла. Молодые сейчас легко находят язык, так как сейчас многие очень прагматичны, пытаются психологически подойти к ошибкам других. Если есть к друг другу моральное уважение, все будет хорошо.