«В переговорном процессе по урегулированию Карабахского конфликта более привлекательна вовлеченность исполнительной власти противоборствующих сторон», – заявил журналистам на состоявшейся 17-го мая в Ереване пресс-конференции бывший сопредседатель Минской группы ОБСЕ Владимир Казимиров.
– Господин Казимиров, как вы оцениваете нынешний этап переговорного процесса по урегулированию Карабахского конфликта?
– Знаете, моя оценка относительно переговорного процесса очень противоречива. То, что процесс продолжается, хорошо, но продолжается он не в лучшем виде, не в оптимальном формате. Все решения. Которые принимаются в рамках ОБСЕ – я имею в виду Будапештский саммит, – предполагают, конечно, переговоры между противоборствующими сторонами. Ни в одном документе нет ни слова о том, что переговоры должны вести государства, Армения и Азербайджан. Возьмем даже мандат сопредседателей Минского саммита. Я сам был автором первоначального текста этого документа, и так, разумеется, речь идет о переговорах между противоборствующими сторонами. Этим, думаю, сказано уже многое. И другое соображение: разумеется, очень трудно вести переговоры на уровне только министров иностранных дел и президентов двух стран. Потому что ответственность концентрируется только на этих людях. Если бы это были сформированные делегации двух стран, то личная ответственность в определенной степени разделилась бы. Поскольку речь неизбежно зайдет о компромиссах – взаимных, сбалансированных, а может, и ассиметричных, то, конечно, ответственность каждого человека перед общественным мнением своей страны будет очень высока. И лучше провести это в формате делегаций, чем возлагать все на президентов. Они не такие чудотворцы, как это может показаться.
– Как вы считаете, по чьей вине Карабах оказался вне переговорного процесса?
– Могу сказать только, что не по вине России. Ошибки здесь, я думаю, допустили все стороны. Азербайджан, увидев на Будапештском саммите ОБСЕ в 1994-м году, что речь повсюду идет о противоборствующих сторонах, уже тогда начал отрицать участие Нагорного Карабаха, но они увидели, что это невозможно, поскольку мы тогда продолжали этот процесс – сначала Россия как единоличный посредник, потом в рамках Минской группы ОБСЕ. Видя, что это невозможно, Азербайджан попытался вовлечь в переговоры, также в статусе противоборствующей стороны, представителей азербайджанской общины Нагорного Карабаха. Дело, в том, что они, при всем моем уважении к проживавшим ранее в Карабахе азербайджанцам, они не являлись противоборствующей стороной. Вся их позиция целиком отождествлялась с позицией Азербайджана, чего нельзя сказать о позициях Еревана и Степанакерта.
– И по каким вопросам?
– Хотя степень взаимной поддержки и солидарности здесь и велика, я все же вижу некоторые разногласия. Позволю себе привести конкретный и свежий пример. Степанакерт выступил с заявлением, что готов выполнить соглашение «Об укреплении режима прекращения огня на линии соприкосновения». Фактически это соглашение об урегулировании инцидентов, что предотвратит новые жертвы. С призывом выполнить пункты соглашения Степанакерт обратился к Баку и Степанакерту, тем более, что условия соглашения были бессрочными. Кстати, это соглашение представляло собой единственный документ, заключенный в рамках ОБСЕ, поскольку само перемирие было заключено при посредничестве России, а не ОБСЕ. Увы, к сожалению, ОБСЕ не заботится о том, чтобы это соглашение выполнялось. Но вернемся к разнице между позициями Еревана и Степанакерта. Ереван так и не откликнулся на это предложение Степанакерта. Баку, разумеется, на призыв Степанакерта не откликнется. А если бы Ереван высказался за это, то и у сопредседателей появилась бы возможность обратиться к Баку: видите, Ереван и Степанакерт, два из трех участников этого соглашения, подтверждают свою готовность выполнить его! Почему промолчал Ереван, я не знаю. Баку также не откликнулся. Вот и судите сами, кто виноват.
– В последнее время наметилась тенденция индивидуальных визитов сопредседателей в регион. Существует мнение, что это является отражением разногласий между странами-сопредседателями Минской группы. Соответствует ли эта точка зрения действительности?
– Нет, нет, нет! Это определенно преувеличение или же игра воображения комментаторов. Не секрет, что мой коллега Юрий Николаевич Мерзляков некоторое время был просто болен, находился в больнице – как же он мог тогда путешествовать? И вот, на основании того, что он не участвовал в этой командировке и что отдельно ездил то француз, то американец, делаются некие «мудрые» умозаключения, будто здесь не все гладко, и т. д. Я им завидую, потому что в мое время с коллегами было гораздо труднее. А эти работают намного более взаимосвязано и гладко. В любом случае поумнели, понимаете? (Смеется).
– Как вы объясните стремление урегулировать конфликт в этом году?
– Ну, это идет от того, что в этом году ни в Армении, ни в Азербайджане нет выборов. А это значит, что политических кампаний, которые явились бы дополнительным препятствием для компромиссов, нет. И, кажется, пришло время совершить прорыв. Я думаю, однако, что, к сожалению, такого прорыва не будет. Но, конечно, нужно максимально использовать возможности этого года – хотя бы ради некоторого прогресса, ради первых шагов вперед.
– Торопливость в стремлении разрешить конфликт вы не связываете с проблемой по поводу ядерной программы Ирана?
– Я думаю, и здесь комментаторы слишком преувеличили. Конечно, регион целостен, и все это происходит рядом, но сам по себе процесс урегулирования Карабахского конфликта не имеет прямой связи с проблемой Ирана. В любом случае, я никогда не слышал ни от кого из нынешних сопредседателей, что там возник такой вопрос. Может быть, сейчас они будут что-то обсуждать, но я не могу говорить вместо них. Хотя, конечно, в этом смысле и по этому поводу могут быть рассуждения, что, мол, вот кто-то хочет разместить миротворческие силы, чтобы запереть Иран с севера, создать тут какой-то «плацдарм» и так далее. Но все это, мягко говоря, даже не спорные суждения.
– Как вы считаете, оказывается ли давление на одну из сторон переговоров – Армению или Азербайджан?
– Думаю, что нет. Я никогда не слышал от сопредседателей, что у них, так сказать, имеется намерение оказать давление. Но я думаю, что должно существовать давление – по логике международного права, документов, норм, законов. Вот это давление и должно оказываться. В первую очередь это должно делать ОБСЕ, взявшее на себя миссию по мирному урегулированию. Я думаю, что ОБСЕ, взявшее на себя эту миссию, обязано противодействовать. Причем не просто не соглашаться, но и активно противодействовать всему тому, что препятствует выполнению этой миссии – будь то воинственные кампании, призывы к силовому реваншу, инциденты на линии соприкосновения, приводящие к жертвам. Почему ОБСЕ так пассивно реагирует на все это, я не знаю. Или взять, например, развернувшуюся в регионе гонку вооружений. Может ли ОБСЕ оставаться безразличным к этому? Не думаю. Я считаю, что ОБСЕ должно откликаться на эту реальность, а не просто в такой положительной тональности, что мы, мол, сторонники мирного регулирования, что да, мол, военное решение чревато большими потерями. Надо проявить гражданское мужество и осудить кое-что из таких вещей. Моральное, основанное на нормах международного права и предварительно согласованное давление я считаю оправданным. Но только – в этих пределах.
– А как вы думаете, придут ли противоборствующие стороны к какому-либо соглашению без политического давления посредников?
– На этот вопрос должны отвечать, наверное, сами стороны, а не я.