Первомай – наверное, один из самых любимых праздников из детства. Может, второй после Нового года. Тоже флажки, шарики, салюты. Плюс демонстрации. Долгое время и военные, что радовало особо. Можно было подойти совсем близко к танку, даже потрогать трак, или дотянуться до пушки. Великодушные солдаты тайком от командиров иногда дарили нам – мальчишкам, свои военные значки. Но еще чаще – комсомольские. Впрочем, мы и этим были страшно рады. Однажды один из сверстников на таком параде разжился дюжиной всяких значков. Там были, помнится, значки по нормам ГТО, «Отличник связи», опять же комсомольские, и даже один «гвардейский». Он долгое время ходил в героях нашего квартала. Правда, солдатские подарки служили ему неважную службу. Он цеплял все полученные значки на сорочку. Ткань была тонкой, такого количества «наград» не выдерживала и рвалась. Ему каждый раз доставалось от строгой бабушки. Но сорочки и майки целее не становились. Каждый раз, перед тем как отправиться спать, он аккуратно снимал все «регалии» и прятал в нашем общем тайнике. В тайнике у нас много чего хранилось: рогатки, «кочи» – была такая игра с костями, какие-то малозначащие предметы, опять же значки, складной нож, сигареты тоже доводилось там прятать, была даже очень некачественная фотография какой-то грудастой полуголой женщины.
Потом праздник этот как-то перестал быть для нас таким уж значимым: за солдатскими значками уже не гонялись, и сами военные парады 1 мая, кажется, к тому времени отменили, гражданские демонстрации с однообразными транспарантами, лозунгами и трудовыми обещаниями казались скучными. Потом этот день вообще стал каким-то совсем нелюбимым – по телевизору утренний парад трудящихся показывали целый день, а в старших классах уже самих заставляли участвовать в этом нудном, как выяснилось, мероприятии – нас и других школьников выстраивали где-то далеко от правительственной трибуны, проходили часы, пока наступала наша очередь стройной колонной направиться в сторону вождей местной партии. Пока мы доходили до трибуны на проспекте Руставели, проходило еще несколько часов. И все это ради того, чтобы промаршировать перед коммунистическими бонзами, помахать им алыми флажками «Мир, труд, май» или потрясти фанерными, опять же красными звездами и кричать: «Ура!» Все это изрядно утомляло вдвойне, потому что находились под неусыпным вниманием учителей и милиционеров – даже потолкаться в шутку было нельзя.
Уже в институте Первомай заметно раздражал. Стало ясно, что особых трудовых успехов в стране не наблюдается, налицо лицемерие и фарисейство и сам ты непонятно зачем должен участвовать в этом «не пойми для кого, для чего» затеянном утомительном шествии. Начинались разброд и шатание. Слабым утешением служило то, что праздник был не совсем уж и советским, а международным – по идее его отмечали во всем мире.
Сущим наказанием 1 мая стало, когда я начал работать в печатном органе ЦК ЛКСМ «Молодежь Грузии». «По 150 строк в номер», – лаконично напутствовал главный редактор, и мы – полредакции, выходили на поиски в толпе демонстрантов интересных героев производства и села, которые могли бы что-нибудь сказать внятно и связно, а не просто: «Трудовой подвиг совершил во имя любимой компартии!» Фотокорреспонденты пытались запечатлеть что-нибудь неординарное, впрочем, без особой надежды на то, что этот снимок будет опубликован – праздничные номера подвергались особо бдительному цензурному досмотру. На третий или четвертый год пребывания в редакции я уже знал, как надо работать на первомайском (и не только – были еще ноябрьские праздники и еще что-то) параде. Выходил из редакции, подходил к ближайшим демонстрантам, записывал имя одного передовика производства, одного колхозника, место их работы, и, не теряя больше времени, направлялся в ближайший пивбар. Там за кружкой пива вытаскивал прошлогодние машинописные листы, вычеркивал стоявшие фамилии, вписывал новые, и через несколько часов возвращался в редакцию. Как-то ответственный секретарь, читая перед засылом мой репортаж, подумал вслух: «Что-то очень знакомое… с этими парадами ум за разум стал заходить».
Потом не стало Союза. Не стало помпезного 1 мая. Потом его восстановили, но без обязательных демонстраций. И вот парадокс – люди сами добровольно стали его праздновать! Ходят с флажками, устраивают митинги. Их, правда, немного. Но они есть. И глядя на них, всплывают детские воспоминания, воспоминания из студенчества, первых лет в журналистике и много чего другого. И тот наш детский тайник.
Судьба его оказалась печальной. Кто-то обнаружил наше тайное хранилище и в один грустный день мы не нашли в нем ничего – ни сигарет, ни рогаток, ни ножа, ни значков. Кто это сделал, мы так никогда и не узнали.