– Вы были избраны в такой атмосфере, когда Вам в основном не доверяют, считая представителем круга Роберта Кочаряна. Вы были вынуждены лично ответить на эти заявления с трибуны НС, сказав, что те, которые считают, что Вы будете приспешником Р. Кочаряна, могут не голосовать в Вашу пользу. Первое голосование прошло именнно так, и Вас не выбрали. Что будете делать, чтобы освободиться от ярлыка «приспешника» и добиться доверия по отношению к себе?
– Я не согласен с тем, что был выбран в атмосфере недоверия (во время первого голосования в пользу А. Арутюняна проголосовали 69 депутатов – Л. С.). Другое дело, что у некоторых оппозиционных депутатов была такая позиция. Напомню, что 69 голосов достаточно, чтобы быть избранным на пост председателя НС. То есть, это больше половины общего числа. А для защитника нужно было собрать 3/5 гослосов общего числа депутатов. Это было сделано намеренно, чтобы все силы НС были вынуждены объединиться. Так что, трудно было представить, что это должно было получиться с первой же попытки. Если бы я получил 30-40 голосов, что было бы качественным меньшинством, в таком случае я бы согласился с вашей оценкой, будто меня избрали в такой атмосфере, где мне в основном не доверяют. Но 69 голосов – немалое число. Между прочим, было бы даже удивительно, если бы я сразу собрал 72 голоса. С этой точки зрения я считаю результаты первого голосования нормальными. Что касается того, как войти в доверие людей, то у меня есть свое дело, свои обязанности, которые я должен осуществлять. Не буду пытаться основываться на доверии или недоверии к себе, или доказывать что-то доверяющим или не доверяющим мне. Я просто долже делать свою работу, и одним из первых шагов было то, что я исследовал и убедился, что касательно вопроса Бюзанда есть проблема оспорения конституционности соответствующих актов, и направил в НС заявление почти с тем же содержанием, что и блок «Справедливость». И я это делал не для того, чтобы втереться в доверие членов блока «Справедливость», а просто увдел, что их заявление было обоснованным. Моим путеводителем будут мои обязательства и права, предписанные мне законом, а не желание что-либо кому-либо доказывать.
– Если, как Вы сказали, ваше неизбрание в результате первого голосования было нормальным, почему сразу перед опубликованием итогов, зная, что Вы не прошли, Вы вышли из зала и здания НС?
– Нет, я не выходил, просто мне сказали, что сами вызовут кандидатов. Рубена Торосяна тоже не было в зале. Поэтому я вышел, чтобы меня вызвали. Не вызвали, я и ушел. Причиной было это, а не то, что я узнал, что меня не избрали и ушел. В начале, да, я был в зале, но узнал, что в зале меня не должно быть, меня должны вызвать, поэтому и вышел. Я ждал снаружи, на первом этаже и из здания не выходил.
– Первый защитник Лариса Алавердян с недоверием относится к Вашему заявлению о том, что вы после исследования незаконных действий по отношению к жильцам улицы Бюзанд, возьметесь за это дело. Она сказала, что взяться за дело еще не значит довести его до конца, и отнюдь не предполагает те же подходы и развития. Фактичекси, беспокойство было оправданным, так как вы изменили заявление Л. Алавердян и представили свое заявление в КС с другой позиции.
– Не знаю, почему она относится с недоверием, но я считаю, что нужно оспаривать конституционность не только подзаконодательных актов, но и законов. Если решения правительства, основанные на законах, противоречат Конституции, то нужно оспаривать и эти законы. Мое заявление отличалось только этим. Без законов, оно было бы странным.
– Вы сказали, что исследуя этот вопрос, Вы увидели основу для представления его в КС и не откажетесь от своих убеждений. Какие правонарушения Вы заметили?
– Тут вопрос не в правонарушениях, а в соответствии с Конституцией.
– Какие нарушения прав человека Вы зафиксировали?
– Мы оспариваем вопрос конституционности актов и решений, на основе которых осуществлялась эта деятельность. Речь идет об этом, а не о нарушении прав человека. С юридической точки зрения Вы задаете вопрос из другой плоскости.
– Получается, что этот вопрос не имеет отношения к возглавляемому Вами институту? Права человека не были нарушены?
– Нет, эти заявления касаются конституционности. И если вопрос конституционности не решен, а акт действует, то мы имеем дело с нарушением прав человека. Если он не соответствует, то не должен действовать и на его основе не должны регулироваться социальные отношения.
– Уже есть мнение, что вовлечение в этот вопрос НС, т. е. Ваше заявление-требование об оспаривании законов свидетельствует о том, что Вы хотите помочь властям узаконить эти действия.
– Вовлечение НС тут не при чем. Плохо разве, что кроме решений правительства, я нашел, что должны быть оспорены и другие вопросы? Может быть даже НС не будет ответчиком, не обязательно, чтобы НС предстал в КС в качестве отвечающей стороны. А что касается авторов этого мнения, то, извините, эти «многие» были сторонниками того, и боролись, чтобы заявление блока было принято КС, а сейчас, когда заявление предъявил омбудсмен, уже считают, что это нехорошо? Всегда можно во всем увидеть плохое. Если заявление предъявлял блок, оно было очень хорошим, очень обоснованным, очень красивым и нужно было бороться, чтобы оно вошло в КС, жаловались, как так случилось, что депутаты взяли свои подписи обратно и это очень хорошее заявление так и не дошло до КС. Что случилось потом? Омбудсмен исследовал вопрос и то же заявление, не внеся почти никаких изменений, сам предъявил в КС. Что же произошло, что все начали говорить, будто под этим что-то кроется? Такой подход не предполагает заботу о правах человека, а всего лишь склонность видить в моих действиях негативные проявления. Я должен держаться от этого подальше, я сделал то, что сделал, и если в зависимости от того, кто представляет одно и то же заявление в КС, оценка человека меняется, то я считаю ее субъективной.
– Не считаете, что КС всего лишь вынесет решение поручить НС привести законы в соответствие с Конституцией?
– Если бы мы оспаривали в НС только решения, а не законы, должны были сказать то же самое, что же еще? Сейчас непонятно требовать от человека больше этого. То же заявление представил первый защитник, то же заявление представил блок. На этом этапе пока должен быть решен вопрос конституционности.
– Как юрист, как Вы считаете, будет ли жителям улицы Бюзанд выдана компенсация?
– Не знаю. Вы отметили, что я сказал – исследую, потом отвечу, буду представлять в НС, или нет. Что еще я должен был сказать? Если бы какой-нибудь юрист, не исследовав материалы, сказал – сделаю то, сделаю се, Вы бы его не стали восринимать серьезно? После исследования каждого отдельного случая скажу, есть там вопрос компенсации, или нет. Если у нас скажут «нет», и ничего не предпримут, все равно вопрос будет отправлен в Страсбург и приедет обратно утвержденным. Трудно сказать. Думаю, такие случаи должны быть.
– Об отчете первого защитника Вы сказали, что только после ознакомления с ним, можете сказать, представите ли его в НС, или нет. По этому поводу Л. Алавердян сказала: «Ознакомиться с чем? Думаю, он это сделает вместе с общественностью. Не может же он лишить общественность такого права?». Ознакомились ли Вы с отчетом, и что намерены с ним делать?
– Я сторонник того, чтобы НС предоставила первому защитнику возможность представить свой отчет, так как, согласно закону, представить должен я. А я, честно говоря, намерен представить только статистические данные, основываясь на которых первый защитник составила свой доклад. Но я не могу представлять ее заключения, потому что не могу быть абсолютно за или против них. Я представлю эти данные и проинформирую НС, как я представляю свою дальнейшую работу. Что еще я могу сделать? Такова моя позиция. В НС я скажу то же самое, скажу, что было бы неплохо, если бы ей дали возможность самой представить свой доклад.
– Если бы Вы были бывшим защитнико, кто должен был представить отчет о Вашей деятельности.
– Я не могу взять этот доклад и полностью представить от своего имени по нескольким причинам. Я ведь тоже имею право не соглашаться некоторыми вещами? Идеальный путь не тот, что ты должен быть обязательно во всем согласен со своим предшественником. Даже со своим ребенком человек не всегда бывает согласен. Поэтому говорю, что ей должны дать возможность представить свой доклад. Неправильно требовать от действующего омбудсмена, чтобы он полностью представил доклад, составленный своим предшественником, зачем? Я предлагаю представить статистику, а заключение оставить ей. Другой вопрос, дадут ли ей такую возможность? Доклад состоит из двух частей – статистики и заключения. Я представлю статистику. Остальное – дело НС.
– Считаете ли Вы правильным предсавлять даже статистические данные чужого доклада?
– Но это не чужой доклад. Это доклад Защитника прав человека. А защитником сегодня являюсь я, следовательно, я и должен представлять доклад.
– Но Вы сами сказали, что это не ваш доклад, и вы можете быть с ним справедливо не согласны.
– Пусть в законе было бы положение, о том что доклад бывшего омбудсмена должен представлять бывший омбудсмен, но такого положения нет, и это должен сделать действующий защитник. А он отвечает за свои действия, не может отвечать за своего предшественника. Нельзя требовать у защитника такого, Сегодняшнее правительство не может быть полностью согласно с предыдущим.
– Л. Алавердя не раз заявляла в прессе, с какими препятствиями она сталкивалась в ходе своей деятельности. Что будете делать ВЫ в подобных случаях, и как считаете, можно ли решить такие вопросы?
– Сейчас я не могу ничего сказать о том, что будет, если я столкнусь с подобными проблемами. Будут конкретные воросы – там будет видно. Конкретно в связи с вопросом Бюзанда я решение увидел. Не хочу загадывать, что будет потом.