Интересно сложилась судьба Геворга-Джорджа Касабяна. Родился в Алеппо, получил инженерное образование, работал авиаконструктором, затем перебрался в Канаду, освоил новую профессию и занялся компьютерным программированием. Г-н Геворг очень уравновешенный и уверенный в себе человек. Может быть, именно два предыдущих этапа его жизни научили его быть сдержанным и взвешенным. Сегодня г-н Геворг всерьез обосновался в Армении – живет и творит здесь. Он скульптор. И шестилетняя его жизнь в Армении была полна поисков. Ни в авиации, ни в бизнесе он не нашел себя. Но понял, что в хаотической Армении у него великолепные перспективы для творчества. «Я всегда четко знал, чего хочу», – говорит он. Сегодня г-н Геворг занимается только искусством, хотя пробовал себя и в бизнесе. Беседа наша началась с самолетов и ракет, хотя потом мы перебрали и множество других тем.
– После нескольких лет исследований в начале 60-х мы в Сирии смогли первыми из стран Ближнего Востока запустить ракету. В то время ни Сирия, ни Ливан, ни Иордания не знали, что такое ракета. В 62-м году мне было 20 лет. Становление ракетостроения тогда только начиналось – это было сразу после полета Гагарина. Моя ракета была маленькой, высоко подняться не могла, но могла лететь до трех километров. Наша ракета задумывалась с военными целями, однако сирийская армия не имела еще никакого опыта использования ракет. Все только-только еще начиналось. Но сразу после начала войны я отошел от этого дела, поскольку не верю в военщину и силу – я родился демократом.
– А если понадобится, сможете вернуться к своей первой специальности и проектировать ракеты для армянской армии?
– Да, но когда я в 1999-м приехал в Армению и познакомился с здешними учеными и академиками, работающими в разных областях науки, то понял, что будет очень сложно. Я был для них заграничным армянином, а они – людьми, воспитанными советским строем. Для них все считалось секретом, они не желали общаться и делиться какими-либо сведениями.
– Но почему? Ведь тогда мы были уже независимыми…
– Советский дух еще не выветрился. Все хотели применять свои знания в узкой среде и часто говорили: наше дело – авторское, индивидуальное. В Канаде давно уже не верят в индивидуальную работу. Работа должна быть коллективной, и только после достижения успешного результата модно в качестве окончательной точки достичь своего авторства. Я из Интернета распечатывал для них различные материалы из библиотек разных стран – чтобы доказать, что никаких секретов нет, и что они за пятнадцать лет не достигли ничего нового. Потом я основал центр научных работ и начал покупать оборудование из разных институтов. Это оборудование не было нужно никому, потому что страна не верила в развитие высоких технологий, и институты закрывались. Я сумел собрать специалистов, довольно высоко оценил их работу. Мы делали хорошую научную работу, но, к сожалению, тут была одна проблема: восточные люди не знают, что такое групповая работа. Армяне не умеют приглядываться друг к другу, терпеть друг друга. Именно поэтому я и прекратил эту работу. Я вложил в это дело сотни тысяч долларов, но через два-три года сказал: хватит, ничего мне не нужно! Все думали только о деньгах: давай деньги, чтобы я выжил сегодня, а остальное меня не интересует. Эти люди – очень хорошие ученые, физики, математики, Но они индивидуалисты, практически работать не умеют. Рабочей системы не знали. Если дело надо было делать шаг за шагом, все желали сразу же сделать последний шаг. Но в науке так не бывает.
– Какова была цель этих научных работ?
– Мы ставили цель получения энергии от Солнца. В бывших Советах существовал Институт Солнца, который уже проделал определенную работу. Это, что и говорить, была очень важная цель. Сегодня весь Запад ради получения «чистой энергии» тратит даже не миллион – миллиарды долларов. Мощные нефтяные корпорации сейчас меняют свою стратегию и ищут новые источники энергии.
– Не правильней бы было, чтобы исследованиями по получению солнечной энергии занялось государство?
– Армянское государство еще молодо и неопытно. Сегодня люди на десятилетнем собственном опыте узнали и хотя бы поняли, что такое политическая игра Запада. А эта игра полна смысла. У меня нет каких-либо предубеждений и каких-либо партийных предпочтений у меня тоже нет. Но я знаю одно: мы должна научить своих руководителей любить свою страну. В Канаде мы никогда не интересовались тем, кто там у нас президент или премьер, потому что со сменой президента в жизни людей почти ничего не менялось. Поэтому мы всегда любили своих руководителей, а их распоряжения были для нас абсолютом. Здесь в отношении руководителя существует ненависть – даже до того, как он станет руководителем. Мы предубежденный народ, а почему – и сами не знаем. Наверное, народ слишком нетерпелив.
– И поэтому вы решили заняться индивидуальным делом, то есть, искусством?
– Да. В Канаде я было довольно известным скульптором, во многих галереях демонстрировались мои полотна и скульптуры. На улицах городов стоят три моих огромных работы. В экономическом отношении я очень обеспечен. По приезду в Армению я купил в Шенгавите завод, который сегодня действует как центр искусства.
– А почему он работает не как завод?
– Потому что предыдущее правительство заключило с Ираном двусторонний договор. То есть, Иран мог привозить и продавать в Армении всякий свой товар, а Армения не могла вывозить в Иран свою продукцию. Я не знал об этом и привез из Канады оборудование, чтобы по новой технологии производить полиуретан, пластмассовые изделия. Детали внутренней отделки новых машин делаются из полиуретана. Я купил завод, но потом не захотел запускать его, поскольку в Армении всего два миллиона населения – за две недели работы завода я бы удовлетворил весь здешний спрос, а в другие страны продавать не могу – проблемы транспорта…
– Но вы все равно хотите жить здесь?
– Да, потому что это очень приятная страна. Когда возник вопрос глобализации, все законы международной политической игры изменились. Сейчас ни к одному делу невозможно подходить индивидуально – только с точки зрения всего района, региона. Армения сегодня должна стремиться и подготовить новое, хорошо воспитанное и образованное поколение, и смотреть на Запад. Мы должны научиться мирно уживаться с соседними народами и в то же время сохранить свою самобытность. Бизнес это одно, а эмоции – совсем другое. Когда женщина теряет мужа, она должна понимать, что ее жизнь на этом не кончается, надо продолжать жить. Чувства всегда довлеют над логикой. А вот когда мы научимся уважать друг друга и передавать это свое уважение, тогда мы станет приличной страной.
– Когда видишь, что власть имущие плевать хотели на людей, то, наверное, и себе можешь позволить быть неуважительным…
– Вчерашние бедняки считают, что деньги – самая великая сила. Да, верно, оружие. Но – не самое могучее. Если у тебя нет культуры, то ты – ничто. Пусть сколько угодно гоняют на этих своих BMW или «Хаммерах», пусть превращают в собственность многоэтажные дома – ну а дальше-то что? Не вспомнишь имени ни одного богача из любой эпохи, а вот имя художника – вспомнишь. Чувства сегодняшних богачей связаны не с завтрашним днем, а только с сегодняшним. Человек, который живет ради завтрашнего дня, сразу отличается от других. В городе уже не осталось открытых пространств – все забито домами. Думаю, что это от чувства страха.
– Почему страха?
– Мы, армяне, две тысячи лет жили словно рабы. Вот эта-то рабская психология и заставляет нас строиться впритык друг к другу. Мы все хотим сидеть рядышком, чтобы ощутить прочность. Психология этой прочности косвенно воздействует на все наши дела. Почему рядом ссо зданием строят точно такое же – пусть бы построили чуть дальше, места-то ведь полно» Это следствие страха.
– А ваши дети не выказали недовольства приездом в Армению?
– Первые несколько лет действительно не слишком радовались, ибо чувствовали дискриминацию. Когда здесь понимали, что мы заграничные, в магазине или в кафе всегда брали на несколько сот драмов больше. «Если из-за границы, то наверняка купаются в деньгах» – вот такая психология. Я садился в такси – с меня брали на тысячу драмов дороже. Но почему? Если армянин не признает армянина, то и другие не будут его признавать. Поэтому и отпугнули многих зарубежных армян. Моя дочка два года проучилась в здешнем Французском университете, потом поняла, что эта учеба никакой роли не играет. Открыть здесь университет все равно, что открыть какой-нибудь ресторан или бензоколонку. Студенты думают, что получают высшее образование, но эти дипломы не лицензированы ни в Армении, ни правительствами других стран. Университеты здесь – просто модные ООО, которые обеспечивают только деньги, но не образование. Даже Американский университет, который вот уже десять лет как открыт, и тот должен быть лицензирован только в 2008-м году. Поэтому я и отправил дочку в Америку – чтобы получила хорошее образование. Вообще-то мы, армяне, очень любим своих детей и не жалеем на них денег. Это очень похвальная черта. Бизнесмены используют эту психологию и соответственно настраивают людей, делают все, чтобы они тратили на своих детей как можно больше. Многие их проекты откровенно ложны. Директор какой-нибудь фирмы или института считает, что он преемник Сталина и должен, подобно гибкому педагогу, следить за каждым своим сотрудником или студентом.
– Если вам предложат стать министром образования или культуры, вы согласитесь?
– Нет: здешний народ привык побивать руководителя камнями.
Моя цель – пробудить народ. Мы должны научиться не швырять в человека с чином, званием, титулом или должностью не только камни, но даже фисташку или платок. Если все время швыряться, человек просто не сможет делать дело. Меня не интересует, какого цвета президент – красного или оранжевого. Он должен делать свое дело. Президент Армении проезжает на машине, а за ним следует полиция. Почему? Потому что знает, что иначе его забросают камнями, и защищается, потому что боится. Премьер-министр Канады может в джинсах и рубашке пройти мимо меня, и у него лишь один телохранитель. Мы должны не хранить нашу тоталитарную психологию под знаменем формальной демократии, но действительно стать демократами. Когда я впервые приехал в Армению, то заметил, что все носят черную одежду. Сейчас это уже не так. Наши мысли, как и нынешняя одежда, должны быть оптимистичными и многоцветными. Личность должна покопаться в своей среде, чтобы узнать, что она может изменить к лучшему. Есть много сложных общественных узлов. Каждый человек создает свою среду. Один хочет видеть солнце, другой может жить только без солнца, кто-то удобряет свою землю, кто-то нет. Не надо жить в застойном болоте – мир очень многоцветен.