«Никто, пожалуй, больше «168 часов» не обращался к теме валютного курса, именно поэтому я и обращаюсь с письмом к вам. Я очень рад, что как макроэкономическая политика вообще, так и денежно-кредитная политика стали предметом широкого общественного обсуждения. Жаль лишь, что это произошло только сейчас, когда мы имеем резкое изменение валютного курса. Обнадеживает, однако, что вопрос этот обрел общественное звучание сегодня, в период экономического роста, что может дать нам возможность с минимальными потерями осуществить структурные преобразования, постоянно сопутствующие росту экономики.
Желая сделать дискуссию по возможности полезной, предлагаю круг вопросов, который, к сожалению, почти не освещается в прессе. Этот круг вопросов может не расположить к себе тех, кого постоянно преследует иллюзия «кавказского тигра», и помешать помещению в заголовки приснопамятных «тузиков». Однако поскольку я считаю, что газета действительно заинтересована в обсуждении макроэкономических вопросов, то предлагаю если не изменить, то хотя бы дополнить точку обзора.
Обсуждение макроэкономической политики не исключает, естественно, обсуждения олигархов, монополий, ущербных рынков и других вопросов, однако исключает объяснение длительных структурных сдвигов кознями одних лишь олигархов или объявлением искусственными всех обогащающих их экономических явлений.
Центральный банк неоднократно предупреждал, что быстрый экономический рост вызывает изменения, которые часто оказываются болезненными, и что за эти изменения необходимо заплатить определенную цену, то есть сделать выбор между желаемыми, но взаимоисключающими явлениями. Или, как говорят экономисты, «халявы не бывает».
В числе этих явлений и то, что быстрый экономический рост, финансируемый трансфертами (мнение, будто подорожание национальной валюты является результатом трансфертов, а не роста, методологически неверно: трансферты приводят к экономическому росту), для малых открытых экономик вызывает бесспорную дилемму: инфляция или курс? Как монополии, так и теневая экономика влияют на курс и инфляцию, и их сокращение однозначно смягчат рост как инфляции, так и курса, однако не приведут к ликвидации указанной фундаментальной дилеммы. И вот здесь-то мы и сталкиваемся со стратегией экономического развития, что является задачей не только властей (зачастую обычный гражданин не делает особого различия между их органами, например, Центральным банком и правительством), но и предметом информированного и неэмоционального обсуждения всем обществом (исследователями, общественными организациями, СМИ). Конечно, можно занять и более удобную позицию: пусть власти поступают по-своему (в конце концов, на то они и власти, и меня не волнует, кто именно, ЦБ или кто другой, имеют конституционное право на это): получится – хорошо, не получится – всегда имеется возможность преподать им урок с позиций нравственного превосходства. В условиях отсутствия глубокого обсуждения жизненных, однако, по моему мнению, не очень полезных альтернатив наиболее обсуждаемый вариант всегда будет более предпочтительным для тех, кто принимает решения.
Мы уже много говорили о денежно-кредитной политике в условиях плавающего курса и продолжающегося притока средств извне. Может быть, с опозданием, может быть, не непосредственно и публично, но отмечали, что при существующих законодательных рамках проблема заключается не в сюрреальном видении Тиграном Саркисяном лично им установленного обменного курса на финансовом рынке РА, а в придании соответствующей политической весомости противоречащим друг другу экономическим ценностям в процессе развития экономики.
Дилемма курс-инфляция означает выбор не только между получателями трансфертов и импортерами, но и между опережающим развитием определенных отраслей экономики и перераспределением доходов более широких слоев населения (в том числе и путем налогов). К сожалеинию, экономическая теория еще не предложила решений того, насколько равномерно распространяются на все отрасли и слои структурные вопросы, связанные с ростом.
Действующий в РА как минимум десять лет плавающий курс довольно хорошо послужил стране, обеспечив экономический рост и позволив избежать резких потрясений. Годы подряд обесценивающаяся валюта позволила сформировать, в основном за счет дешевой рабочей силы, сравнительно конкурентоспособный экспортный сектор. Рост финансируемых главным образом за счет внешних поступлений строительства и сферы услуг создают новую ситуацию, когда модель экономического развития, основанного на дешевой рабочей силе, переживает свои отнюдь не лучшие дни, ставя во все более ухудшающее положение экспортеров трудоемкой промышленной продукции. С интеграцией Китая и Индии на международных рынках в смысле такого рода производства у Армении нет долгосрочного бдущего. Приведу лишь одну цифру. В ВВП РА доля зарплаты не превышает 40%, тогда как в других странах она может быть вдвое выше. В случае интеграции в международные рынки этот показатель, если имеется экономический рост, обязательно корректируется. Задача в другом: действительно ли для обеспечения стабильного развития экономики необходимо было тормозить реальный темпы потери их конкурентоспособности и какую цену следовало заплатить за это? Могут ли эти темпы быть слишком быстрыми и существенно повредить потенциалу самодостаточного экономического роста?
В условиях низкой инфляции двузначный экономический рост означает также существенный рост доходов. Строительная сфера обеспечивает самое равное распределение доходов, когда зарплата рабочих составляет 85% общей заработной платы отрасли. Созвучный экономическому росту рост бюджетных поступлений означает опережающий рост доходов бюджетников (учителей, гражданских служащих), существенно превышающий показатели как долларовой, так и драмовой инфляции (при беспристрастном анализе статистики это становится очевидным). Это действительно означает сокращение бедности. В этом смысле цена очевидна и определяема – в случае разных уровней инфляции и экономического роста.
Способна ли наша экономика к быстрой перестройке? Действительно ли в условиях, когда импортеры и экспортеры, как правило, неразличимы, когда тень превращает оценку прибыльности предприятий и отраслей в конкурс гадалок, когда на наших внешних рынках валюта также дорожает, мы теряем нашу конкурентоспособность и в какой мере? И действительно ли замедление неизбежного подорожания валюты не приведет лишь к продлению агонии некоторых предприятий, а даст им возможность перестроиться и перепрофилироваться? Хотя у меня и имеются кое-какие суждения по этим вопросам, я все еще ждут оценок. Необходима оценка, которую можно положить на другую чашу весов.
И хотя я думаю, что проблема благосостояния людей, живущих на долларовые поступления от отходников, а также проблема возвращения последних в Армению благодаря высокому экономическому росту, крайне важна, я намеренно не коснулся этого вопроса. Поскольку считаю, что с точки зрения долгосрочного развития предложенные мною вопросы более важны, чем зачастую бесплодные споры об импортерах против получателей трансфертов, о получающих вознаграждение в долларах журналистах – против познаграждаемых в драмах государственных чиновников.
«168 часов» – ЦБ, по нашему мнению, вовсе не единственный ответственный за удорожание драма и его последствия, хотя доля его вины также достаточно велика. В публичных дискуссиях от органов власти участвует в основном только ЦБ – наверное, по этой причине также именно он окзывается в фокусе критики. Странно, однако, что ЦБ так ничего и не почерпнул полезного для себя из множества состоявшихся обсуждений. Мы (дерзнем предположить, что и многие другие) не склонны считать, что титаны армянской экономической мысли сосредоточены только в ЦБ и в силу этого пренебрегают мнениями остальной «мелочи», Такого не может быть. Потому что такого не может быть никогда!