Бродя по этажам общежития, стучусь в кривую, заколотую досками, сильно протертую дверь. На стук откликается мужчина с испуганными глазами и недоверчивым взглядом, который с 1988 года не принимал гостей и сам ни к кому не ходил. “Искренне удивлен, но прошу вас, заходите, садитесь, прошу прощения, просто в мою дверь никогда не стучатся, На секунду смутился, извините меня”,- сыпая градом извинений, приглашает дед Анушаван.
Спрашиваю: “Зачем вы извиняетесь, ведь побеспокоила вас, как нежданный гость?” Отвечает: “Ой, извините, что вы говорите, я так рад, что вы пришли. Знаете, дочка, когда на тебя наклеивают ярлык беженца, ты всегда стараешься не мешать людям. На каждом шагу, при каждом движении думаешь не о себе, а как бы не помешать другим. Потому всегда у всех прошу прощения, мне всегда кажется, что мешаю, стесняю людей”. Условия его комнаты невыносимы. На стенах висит старая и потрепанная, грязная одежда, будто выставка тряпок. Спрашиваю: “Почему у вас одежда висит на стенах?” Говорит: ”В 1988 году, когда нас погнали из Баку, приехал в Армению, оставив в центре Баку свой великолепный дом, все то, что может иметь специалист с высокой зарплатой. В Армению приехал с одним чемоданом, в котором была эта одежда. Это и есть мое имущество, наверное не хочу расставаться со своим красивым прошлым. Другой одежды и не имел, как приехал, даже пары носок не купил, и потом, если все выброшу – ничего не останется от того настоящего мужчины Анушавана. Прошлое иногда придает тебе уверенность. Эта одежда напоминает мне о хороших вещах”,- рассказывает довольно грамотный и периодически цитирующий книги и фильмы 70-летний дед Анушаван. Больше всего сравнений у него из индийского художественного фильма “Бродяга”, потому что ему особенно близок герой этого фильма и следующее выражение: “В фильме гладит собаку и говорит: эх, мой друг, мы оба тоскуем по живому человеку, наши судьбы одинаковы”. Снова извинившись, говорит: “Разрешите говорить по-русски? Меня много обижали за русскую речь, называли “турком”. На второй день после землетрясения меня погнали в Армению, когда что-то хотел купить в магазине, не мог правильно выразиться по-армянски, говорил на русском. Оскорбляли, говорили: не изьясняйся на этом собачьем языке. Милые мои, разве я виноват, что родился в Баку? Окончил русскую школу, институт в Баку. Вокруг были русские и турки, на каком языке мне говорить? Уж 19 лет прошло, сейчас кое-как говорю по-армянски. В магазине в очереди человек сзади сказал: дай эту колбасу, все дал, кроме колбасы, потому что не знал, что это означает. Рассвирепел. Оскорбил, опозорил перед людьми. Милый мой, говорю, не понимаю, не сердитесь, не нарочно ведь делаю”,- рассказывает дед Анушаван, который долгое время в Армении искал работу. Говорит: “Спал на железнодорожном вокзале. Мечтал о кровати, безысходное было положение”, после чего директор Ювелирного завода Эмиль Григорян предоставил ему киоск: “Никогда не забуду его добро. Даже помню точную дату, когда выделил эту будку, в какой день какого месяца достал из кармана деньги и дал их мне. Я не могу забыть его отношения. Было несколько будок, где спали такие же бездомные, как я, после землетрясения были тяжелые годы. Были люди, которые умерли от холода, я выдержал”. Дед Анушаван говорит, что в прошлом работал на Бакинском заводе имени лейтенанта Шмидта в качестве инженера-нефтяника, который был самым мощным нефтепромышленным заводом в Советском Союзе. Кроме того, долгие годы был спортивным судьей. А здесь после устройства на Насосный завод ему выделили одну из комнат на первом этаже общежития, где жил с незнакомым человеком, потом его перевели на второй этаж, потом на третий, и так до бесконечности. После развала завода дед Анушаван живет на 12.800 драм пенсии и 7000 драм, получаемые из “Пароса”. “Убедился, что на это даже хлеба не купишь, начал по улицам продавать ручки. Покупал за 80, продавал за 100. За счет этих 20 драм в месяц набиралось около 5000-6000 драм. Слава Богу, что еще руки-ноги целы. Не обратиться бы ни к кому за стаканом воды”,- говорит он и добавляет, что воду приносит в ведрах с железнодорожного вокзала, который находится довольно далеко от общежития. Уверяет, что вся мебель в комнате осталась от советских времен. 19 лет ничего не покупал и ничего нового не видел, потому не имеет даже телевизора. “Знаете, зачастую кажется, что от обиды сердце может лопнуть. Но в тот же момент говорю сам себе: на лбу написано, молчи и живи. У Сергея Михалкова есть хорошая басня “Лев и ярлык”. Утром лев просыпается, а на хвосте ярлык. Удивленный лев идет в лес к животным. Животные с презрением отвернулись от него. Через месяц из логова льва доносится ослиный рев, ибо лев начинает реветь, как осел. То есть, ярлык оказался сильнее льва. Идея очень правильная. Теперь если у меня на лбу ярлык, значит ничего не изменить”,- говорит разочарованный дед Анушаван и извиняется за откровенность. Он делает все, чтобы никому не мешать и не беспокоить, но хочет, чтобы и его оставили в покое. “Комнаты беженцам предоставляют бесплатно, а это означает, что мешаешь, ведь сдав комнату, могли бы заработать”. Потому комендант общежития строит против него козни, чтобы освободить комнату. “Хотят моей смерти, чтобы комната освободилась. Подвергают шантажу, выдумывают небылицы, оскорбляют. Я ни с кем не общаюсь, никого не беспокою, но все хотят моей смерти. Утром открываю дверь, вижу, на пороге лежит грязь, молча убираю, на следующий день то же самое. Доводят меня, чтобы я вышел из себя, затеял бы ссору, издеваются, уничтожают”,- сердится 70-летний дед Анушаван и добавляет, что недавно комендант подверг его травле. “Постучались в дверь, открыл, вижу, стоят врачи в белых халатах. Спрашиваю у них : что случилось, а они: жители вашего здания говорят, что вы изолировались, днями не выходите из дому, не общаетесь с людьми. Говорю: но у меня нет никаких жалоб и я не хочу общаться с соседями. Потом, когда сказали, что они из психиатрической больницы, догадался, что это козни коменданта. Когда немного побеседовали, неверное поняли, что у меня все нормально, и ушли. И даже после этого комендант не прекращал угроз, оскорблений. Чтобы избавиться от меня и освободить комнату, хотят меня отправить в психиатричку. Разве можно из-за 2 копеек так обращаться со здоровым человеком, скажите пожалуйста? Извините, конечно, наверное я вам наскучил. Потому, когда вы постучались, подумал, снова что-то придумали”,- от воспоминаний глаза 70-летнего старика наполняются слезами, но даже за это он не может себя простить: “Прошу прощения, дочка, ты мне годишься во внучки. Теперь подумаешь: плачет перед девушкой, извини, но немного легчает, избавляюсь от тяжести”.
После 3-часовой беседы на его лице начинает играть улыбка, и он говорит: “Для Анушавана Акобянца сегодня праздник”. Рад, что хоть кто-то его посетил. Кто-то его выслушал и помог облегчить душу. “19 лет не разговаривал с человеком. Для меня очень важно, что вы выслушали меня, извините, наверное я наскучил, но душа умиротворилась. Мой сегодняшний день заполнился смыслом, я стал лучше себя чувствовать. До сих пор не верится, что передо мной сидит живой человек и слушает меня. Вы мне годитесь во внучки, но меня поймете. Я тоскую по людям, будь передо мной даже 2-летний ребенок – я буду разглагольствовать, делиться, станет легче, ибо не можешь всегда говорить сам с собой, хочется поговорить с живым человеком”,- с радостью говорит он.