Кризис урегулирования

16/06/2006 Айдын Гаджиев, Доктор исторических наук, профессор

Иллюзорный характер прогнозов о существенном продвижении урегулирования Нагорно-Карабахского конфликта в течение этого года, похоже, приобретает все большую устойчивость. Двенадцатилетняя эпопея всевозможных дипломатических манипуляций, направленных, по сути, не на конкретное решение проблемы, а лишь на его имитацию, ставят ее в один ряд с консервированностью ближневосточной, кипрской, кашмирской и другими этнополитическими проблемами.

Я умышленно не упоминаю североирландский, баскский, квебекский,   и другие исключительно внутренние конфликты, происходящие в плоскости между центром и сепаратистки настроенной периферией и не подвергшиеся вторжению другого государства. 
  
За все 12 лет, прошедшие с момента введения режима прекращения огня на линии соприкосновения вооруженных сил Азербайджана и Армении и начала мирных переговоров, ни разу не было зафиксировано ни одной точки соприкосновения интересов конфликтующих сторон. Ни одна встреча на уровне глав государств не завершалась еще, хотя бы частичным консенсусом. Позиции сторон столь диаметрально противоречивы, что формальный диалог напоминает скорее чередующий друг друга монолог.

При этом неизменными остаются императивы, лежащие в основе платформ дипломатического противостояния двух южно-кавказских государств, диктующие, собственно и тактику поведения на переговорах. Азербайджанский императив базируется на закрепленном в параграфе 4 ст. 2 Устава ООН и другими основополагающими международными документами, принципе территориальной целостности государств. Это,   в свою очередь предполагает освобождение оккупированных Арменией азербайджанских районов и предоставление самому Нагорному Карабаху высокой степени автономии.

Армянский императив утверждает право армянского населения Нагорного Карабаха на собственное национально-государственное самоопределение, признание его со стороны Азербайджана и лишь после этого начало переговоров по выводу своих войск с оккупированной азербайджанской территории.   При этом демонстративно игнорируется сам факт осуществления этого права, уже воплотившегося в существования одной армянской национальной государственности.  

Взаимоисключающие позиции сторон в течение всех этих лет не смягчились ни на йоту, что отнюдь не способствует возникновению даже эмбрионального состояния   какого-либо компромисса. Армения бравирует статусом победителя и безуспешно пытается трансформировать модус вивенди ( modus vivendi ), т.е. временное положение дел, в статус кво ( status guo ). Азербайджан никогда не согласится на признание независимости Нагорного Карабаха ни de – facto , ни, тем более de-jure , демонтирующей его государственно-территориальный комплекс и создающей прекрасные условия для создания еще одного подобного на его территории прецедента.
Сам морально-политический климат обеих обществ настолько насыщен предельной антагонистичностью, что любые, даже самые незначительные шаги глав государств навстречу друг к другу воспринимаются ими в лучшем случае, как непозволительное послабление позиций. И это обстоятельство в существенной мере влияет на стиль поведения руководителей в переговорном процессе. Радикально настроенная и далекая от конструктивизма оппозиция как в одной, так и в другой стране никогда не упустит возможности инкриминировать азербайджанскому президенту излишний пацифизм, а армянскому – излишний либерализм. Обструкция, которой подвергся экс-президент Армении Л. Тер-Петросян, лишь намекнув на возможность каких-то компромиссных шагов с его стороны, послужило ‘уроком’ для Р. Кочаряна и он исправно старается не совершать подлобных ‘ошибок’.

По результатам проведенного среди 1200 граждан Армении социологического опроса 41% респондентов считает, что Нагорный Карабах должен войти в состав Армении без права автономии, 31% – сторонники автономии НК в составе Армении, а 27% считают, что НК должен стать независимым государством. Ни один респондент не высказался за нахождение НК в составе Азербайджана. При этом 85% опрошенных полагают, что конфликт должен быть урегулирован мирным путем, а 13% отметили, что, при необходимости, возможно применение силы.

Любые социологические опросы в идентичном ракурсе в Азербайджане выявляют почти то же самое соотношение голосов лишь в обратном контексте. Исключение составляет, пожалуй, отношение в Азербайджане к военному пути решения конфликта – по результатам последнего опроса 60% респондентов являются его сторонниками. И это не удивительно, учитывая статус Азербайджана, как потерявшей часть своей территории стороны.

При всем этом, невозможность применения силы как с одной, так и с другой стороны в своем многолетнем территориальном споре, весьма аксиоматична. Как это не парадоксально звучит, но начавшееся на днях функционирование БДТ, имея для Азербайджана потенциал ощутимых финансово-экономических дивидендов, в то же время исключает для него саму гипотетичность возвращение этой территории в свое лоно военным путем. Запад, обильно инвестирующий нефтепровод, естественно, позаботиться о его безопасности и   обеспечении бесконфликтного использования столь важного геостратегического коридора. Россия, тем более приложит все усилия к исключению военного сценария развития ситуации вокруг Нагорного Карабаха, исходя из жизненных интересов своей государственности, кровно заинтересованной в политической стабильности на всем Кавказе и в проведении эффективной экономической политики в его южной части.

США, поднимая на щит традиционный лозунг своей внешней политики: ‘не повышай голоса и держи наготове большой кошелек’, в попытках вытеснения России из региона и утверждения в нем собственной гегемонии, готовы даже к выделению финансовой компенсации в обмен на подписание рамочного соглашения по Карабаху. Американский ‘большой кошелек’ оказывается, призван обеспечить вывод армянских войск с территорий, прилегающих к Нагорному Карабаху, возвращение беженцев, создание системы безопасности, гарантии не возобновления военных действий, восстановление экономических и транспортных связей и т.д.?!

Карабаху ‘большой кошелек’ предоставляет довольно эфемерный ‘промежуточный статус’ под международным (чит. американским) контролем, а народу НК даже право на самоопределение, интерпретируемое каждой из сторон в собственном контексте. Многолетняя ‘поэтапность’ в результате деятельности ‘большого кошелька’, по мысли его ‘владельца’, должна нивелировать остроту взаимной конфронтации на почве вхождения региона в Евросоюз и НАТО. А это, соответственно, превращает магистральную проблему конфликта – статус Нагорного Карабаха в не имеющую никакого значения на фоне ‘грандиозности’ евроатлантических проектов, формальность.       

Однако безрезультатное завершением переговоров между И. Алиевым и Р. Кочаряном в рамках саммита ‘Черное море для партнерства и диалога’ в Бухаресте и последовавшее затем заявление американского посредника МГ  о замене его кандидатуры в составе посреднической миссии по урегулированию нагорно-карабахской проблемы, ознаменовали еще одно фиаско ‘пражского процесса’. Очевидно, придать импульс евроатлантическому проекту карабахского урегулирования не удалось даже американскому ‘большому кошельку’, не возымевшему эффекта в процессе дипломатического давления на стороны.

Собственно, само заявление Кочаряна, сделанное буквально за день до визита в румынскую столицу, особого оптимизма не предвещало. ‘После создания ООН  не было случая, чтобы какой-либо народ, применивший право на самоопределение и добившийся фактической независимости, изменил свое решение и вернулся в состав того государства, от которого он отделился. Я не понимаю, почему армянский народ и карабахцы должны быть первыми, которые решат, что независимость по каким-то причинам их не устраивает. Мы не давали повода для таких выводов’.
Что ж, высказывание было выдержано в рамках традиционной линии Армении в вопросе урегулирования и после этого за стол переговоров с ним можно было и не садиться. Но протокольные традиции еще раз проявили свою тысячелетнюю незыблемость! Только непонятно какой народ, добивающийся своего самоопределения, имел в виду Кочарян. Если речь идет обо всем населении Нагорного Карабаха, то его насильственно депортированная азербайджанская часть, наверное, имеет право голоса в вопросе определения его исторической судьбы. Если Кочарян подразумевал исключительно армян населяющих эту область, то история уже предоставила армянскому народу возможность государственного самоопределения, которой они и сполна воспользовались. Аналогия же карабахской проблемы с косовской и черногорской, прозвучавшая в его заявлении, абсолютно не правомочна.

Во-первых, процесс самоопределения Косово происходит не на фоне открытого военных действий Албании против Сербии и оккупации ею территории края, а в результате циничного военно-политического давления на нее со стороны североатлантического альянса. Во-вторых, намечающееся провозглашение независимости Косово является частью американского плана по максимальному ослаблению исторически традиционного форпоста влияния России на Балканах – Сербии. Таким образом, продолжается расчленение бывшей СФРЮ уже на самые мелкие, не жизнеспособные территориальные клочки, возвращающее этот регион к историко-юридическому положению на момент 30 ноября 1918 года, то есть накануне создания Королевства сербов, хорватов и словенцев (впоследствии Королевства Югославии).

Азербайджан, имея прекрасные, стратегические отношения с Россией, тем не менее, не рассматривается Западом в качестве идентичного плацдарма в южно-кавказском регионе. Более того, США кровно заинтересованы в транспортно-энергетическом и военно-стратегическом (подразумевается ситуация вокруг Ирана) сотрудничестве с ним. В еще более глубоком, учитывая традиционные исторические, экономические и культурные связи, сотрудничестве   заинтересована Россия. Исходя из этого, самопровозглашенность нагорно-карабахской сецессии зиждется лишь на военной силе самой Армении.

Продуцированием того же американского мотива в отношении Сербии является процесс отделения от нее Черногории. С той лишь разницей, что отсутствие межэтнических и межконфессиональных противоречий обусловило мирный, цивилизованный путь ее   развода с Сербией.

Но помимо всего изложенного, стороны за все двенадцать лет переговорного процесса, до сих пор не могут придти к единому мнению по поводу их окончательного формата.   
Должна ли самопровозглашенная сецессия Нагорного Карабаха превратиться в субъект переговорного процесса? А если и должна, что отнюдь не адекватно признанию ее международно-правовой правосубъектности, то почему этот статус не должен быть предоставлен и азербайджанской общине Нагорного Карабаха, что, собственно может трактоваться и в контексте рьяно отстаиваемого Арменией принципа уважения этнических меньшинств? Ведь подобная полнокровность экспертно-дипломатического формата переговоров способна придать им репрезентативный характер.

Как видно, вопросов за двенадцать лет накопилось больше, чем ответов. И, тем не менее, не боясь повторений, прихожу к глубокому убеждению, что сочетание в соблюдении принципа территориальной целостности и уважения прав этнических меньшинств возможно на путях более тесной, полнокровной, взаимовыгодной, экономически и политически эффективной реинтеграции всего постсоветского пространства.

Безусловно, поэтапность в урегулировании конфликта на этих базовых началах может распространиться на десятилетие и более. Об этом ярко свидетельствует хотя бы весьма дискутабельный во время переговоров в Рамбуйе вопрос Кельбаджарского района, ставший камнем преткновения при обсуждении возможности освобождения занятой армянскими войсками азербайджанской территории. В интересах безопасности и восстановления доверия между сторонами, безусловно, необходим временный контроль, функции которого исполнял бы миротворческий контингент. И если решению проблемы все-таки суждено будет перейти в плоскость реинтеграции постсоветского пространства, то особую актуальность приобретет заявление   во время своего последнего визита в Баку министра обороны России С. Иванова  о возможности использования в этих целях российских сил по поддержанию мира. И любые ссылки противников подобного сценария на инцидент, связанный с действиями плачевно известного 366 полка носят исключительно популистский характер. Ими, то ли умышленно, то ли в силу недостаточности аналитического мышления, упускается из виду характерные черты того периода, выраженные в отсутствии какого-либо контроля со стороны псевдодемократической камарильи, окружавшей тогдашнего президента Б. Ельцина, заменявшей реальную политику сладостной эйфорией ‘демократической’ вседозволенности,   над воинскими частями, находившимися еще на территории бывших советских республик. Чем и воспользовалась добрая половина полка, состоявшая из военнослужащих армянского происхождения. И при этом, почему-то не вспоминаются те части российских военнослужащих, принимавших   в составе бывшей Советской армии действенное участие в разгроме армянских незаконных воинских формирований на территории Казахского района (август 1990) и в Чайкенде (конец апреля – май 1991). Более того, корректна ли вообще сама параллель нынешней конструктивности кавказской политики президента В. Путина с односторонним проармянским подходом к решению проблемы, господствовавшим в политика как М. Горбачева, так и Б. Ельцина?!

Помимо этого, для Азербайджана, предлагающего Нагорному Карабаху самую высокую степень автономии, особую ценность должен представлять опыт России по разграничению полномочий центра с автономными субъектами. Этот опыт может послужить теоретической основой при разработке предлагаемой модели.

Но, возвращаясь к реалиям сегодняшнего дня, несмотря на низкую эффективность американских усилий по урегулированию конфликта, невозможно сбросить со счетов наличие финансово-экономических, военно-стратегических рычагов, применяемых ими в целях дальнейшего разобщения государств постсоветского пространства, торпедирование в осуществлении данного варианта урегулирования может происходить вполне успешно, что и   будет способствовать дальнейшей консервации этого конфликта.

Таким образом, кризис продолжается. Трудно оценить   интересам, какой из сторон служит состояние ‘ни войны, ни мира’. Несомненно, финансово-экономическое усиление Азербайджана за эти годы, существенно укрепляет его позиции в процессе мирного урегулирования конфликта, но продолжающаяся оккупация части его территории, нерешенность проблем беженцев, сохраняет в обществе некоторую социальную и политическую напряженность.   
               
Несмотря на провозглашение независимости Нагорным Карабахом, присутствие армянских войск в буферных с Азербайджаном зонах, оккупированных ими, нагорно-карабахское общество морально утомлено и находится в социально-экономическом напряжении в связи со своим положением осажденного лагеря, ежечасно ожидающего военных действий с противоположной стороны. Это состояние Нагорного Карабаха вулканизирует и   Армению, взвалившую на себя бремя существования самопровозглашенной сецессии, да еще и с наличием оккупированных земель соседнего государства, подвергающего их всем тяготам экономической блокады.
Как долго противостоящие стороны смогут находиться в положении ‘ modus vivendi ‘?! Дай бог, чтобы вопрос не носил чисто риторический характер! Но пока остается утешать себя поговоркой ‘Худой мир лучше доброй ссоры’.