Вот время беседы с московским кинопостановщиком Тиграном Кеосаяном становится ясно, что он прекрасно знает чем и как живем мы, рядовые армянские граждане. Эмоциональный склад его характера и юмор стали для нас отличным поводом увидеть себя со стороны и понять возможности армянского кино.
– Армянские кино давно уже является национальным достоянием. Амо Бекназаряна, Генрика Маляна, Фрунзе Довлатяна, да и папу моего как бы никто не отменял. Армянское кино давно же стало достоянием. А будет ли в армении киноиндустрия, не могу ответить. Нужны огромные деньги.
– А могут просто появиться удачные армянские фильмы?
– Может появиться какой-нибудь самородок, снять удачный фильм. Но так фильм появиться не может. Насколько знаю, до последнего времени на киностудии «Арменфильм» ходили бараны, паслись козы и сушилась зелень вместе с чесноком. И мы все кинематографические удачи связывали с фильмом «Наш двор», который является не фильмом, а капустником, снятым на бытовую видеокамеру. Из этого делаем вывод, что кинтматографа в моем понимании в рмении нет. Он был слабым и в сосетские времена. Вы, правда, спрашиваете о национальном кинематографе. Потому что были Роман балаян, Карен Шахназаров, Рубен мамулян, которые также были армянами, но не были вовлечены в армянскую киноиндустрию. Армения без госзаказа ежегодно снимала 4-5 единиц. Этого очень мало, ведь режиссеры просто так не появляются. Они появляются на огромной плодоносящей почве, на фоне очень-очень большого числа средних картин, плохих, безобразных, бездарных. Но почва должна быть.
– То есть, количество перерастет в качество?
– Да. Кроме того, существует еще ментальность народа, к которой и вы, и я принадлежим. У нас нет рядовых, мы все генералы. Знаете, бывает артиллерист-наводчик, а есть и человек, который подносит снаряды. Так вот, никто не хочет подносить снаряды. По крайней мере, так было. Я сейчас не интегрирован в Армению, поэтому тяжело судить. Я не буду судить, так как не имею на это права. Мы же просто не юбим подносить снаряды. А такие люлди должны быть, должен быть редний слой. Посмотрите, какая огромная кинематографическая культура и школа была в Грузии, какая сильнейшая киношкола была в Украине. Вот мы все разделились и стали отдельными гсоударствами. А теперь назовите мне два-три новых грузинских фильма. Их нет. Куда школа подевадась? А ведь она всегда была сильнее, чем армянская школа. А на Украине сняли национальный фильм «Мазепа» – антирусский, антиукраинский фильм, который я смчитаю антикино. Снимают плохие фильмы, потому что нет индустрии. Нет базы, на которой учатся молоджые режиссеры, операторы.
– Может ли спасти армянское кино яркая индивидуальность?
– Ну, все понимают, что эта индивидуальность сядет на самолет, улетит в москву. И лично я или кто-то другой даст ему работу. И он перестанет быть национальным режиссером и стает российским.
Если мы говорим о национальном, то хочу, чтобы вы посмотрели на ереванские кафе. Их невероятное количество – оно превышает все санитарно-гигиенические нормы на квадратный саньиметр.Эти кафе различаются разве что качеством подаваемого там кофе. Я, например, выбираю то кафе, где кофе вкусныйю. Но переполнны все кафе. Вопрос в том, что деньги интегрированы в сферу услуг, и это приносит прибыль. Кафе бы не существовали,если бы люди не ходили туда и не заносили деньги, – они бы закрывались. Еще Маркс очень правильно сказал: нет спроса, нет и предложения. А кинов Армении нет, вероятно, потому, что нет интереса, нет спроса на кино.
– А спрос на хорошее искусство существует?
– Я всего четыре дня в Армении и эти дни с ужасом смотрю армянские клипы. Раньше я думал, что мы высокохудожественная, культурная и музыкальная нация, что наши исполнители выросли на лучших традициях джаз-рока, босановы, ритм-энд-блюза. Выяснилось – нет. Выяснилось, что поют все, и если бы собака умела петь, она тоже запела бы. Какой-нибудь полуолигарх (а здесь нет олигархов, только полуолигархи) снял бы, конечно, для своей собаки неплохой клип. Хороших клипов я у вас не видел. Но ясно. Что сейчас востребовага сфера развлечений, и она не может быть пустой. А кино и хорошие клипы не востребованы. Значит, ваш вопрос о национальном кино – риторический. Я мог бы с умным видом просто грстно лыбнуться, и мы поняли бы друг друга без слов.
– А почему нет спроса?
– А почему он должен быть? Пока нет спроса, я не могу ответить – а почему он есть? И в России нет. А в России за последний год кинотеатры собралис населения порядка полумиллиарда долларов. А в Америке 100 миллиардов собрали. Это значит, что в нашей с вами прошлой столице Москве тоже нет киноиндустрии.
– В нашей с вами Москве обострились конфликты на межнациональной почве и вообще возникла напряженная обстановка. Избит армянский кинорежиссер Микаэл Довлатян, убит молодой паренть-армянин… Почему это происходит?
– Это нормальная, то есть ненормальная политика государства. Понимаете, когда нет врагов, врагов надо приджумать. Раньше была Чечня. Официальная политика говорит, что мы с Чечней разобрались, и культивировать по разным причинам тему Чечни нельзя. Но надо придумать какого-то врага. Президент должен всему миру показать. Что является гарантом стабильности государства. И вот сейчас придумали скинхедов (а их действительно придумали), чтобы бороться с этими тварями. Просто в России очень опасно провоцировать такие вещи. Россия даже не подозревает, какого джинна выпускает из бутылки. Такая ситуация спровоцирована, чтобы показать, какие подонки существуют в нашем обществе. И их надо наказать. Кто будет их наказывать? Не я, не он, а люди, которые облечены властью и имеют право наказывать. Но сейчас у меня такое ощущение, что все приняло хаотический характер.
– Ситуация неконтролируема?
– Нет, потому что наказывать стало модным в среде людей с неполным средним образованием, которых досточно. Москва – многонациональный город. Это свалка, гербарий всего бывшего Советского Союза. У меня есть дочь, чей вн7ешний вид не позволяет сомневаться, что она с Кавказа. Хорошо, что у меня есть охранник, водитель, но я все равно нервничаю.
– Каким образом, по-вашему, можно показать в кино тему геноцида?
– Я вам честно скажу: как только я это пойму, я тут же начну искать деньги на такой фильм. Понимаете, это очень близко к нервам, к оголенным нервам. Поэтому очень велик риск неподконтрольного тебе ангажированного мнения. Все-таки кино не бывает на той или иной стороне, оно сегда бывает над схваткой. Фильм Оливера Стоуна «Взвод» хорош не потому, что говорит: вьетнамцы хорошие, а американцы плохие, а потому что показывает – плоха сама война. Надо показать, резать, убивать детей в утробе матери – плохо. Это порохо не потомуя, что убивали нас, а резали турки, а потому, что этого вообще нельзя делать. Надо добиться такого взгляда и такой интонации, надо пытаться не свалиться в оголтелую, абсолютно неконтролируемую ангажированность (а такой повод есть – моих предков тоже резали в Карсской губернии). Страх не добиться такой интонации и отанавливает меня. Я слишком уважаю свою профессию, знаю, знаю, что зрители могут оказаться свидетелями выворачивания меня наизнанку, а это не было бы режиссурой.
Мы всегда были мнонационалистами. Думаю, теперь мы архимононационалисты. И великое произведение Гранта Матевос яна «Мы и наши горыочень злободневно. Я боюсь, что велик риск сделать что-нибудь «о нас» и «для нас».
– А можно сделать «о нас», но – «для всех?»
– Надо найти ключ к рассказу. Мне, например, очень нравится просветительская сторона фильма Атома Эгояна «Арарат». Там громко, на весь мир, было сказано о том, что было в 1915-м году. Был показан факт. «Арарат» я воспринимаю как научно-просветительский, а не как художественный фильм. Художественный фильм должен найти ключ, чтобы любому человеку в любой части свет стало ясно – мы потеряли все. Все! И не просто жизнь потеряли, а смысл всего существования, Библейскую гору. И если бы у нас не было Родины, мы стали бы цуганами, перекати-поле… Как евреи до появления государства Израиль. Такой фильм нельзя снять просто по зову сердца. По зову сердца можно только взорвать машину турецкого послаКино – это пропаганда, причем очень хитрая, умная, изворотливая пропаганда. Благодаря именно такой пропраганде Америка и выигрывает у России.
Геноцид – страшная тема, и снятый по этой теме фильм должен стать историей объединения всех армянских диаспор, с привлечением талантливых армянских актеров, английских имиджмейкеров, еврейских актеров. Национальность неважна. Надо создать нечто, что будет достойно великой истории нашей нации.
– Нужны энтузиасты?
– Должна быть государственная политика. Все, на что нас пока хватает – это «Наш двор», что тоже хорошо, но не до такой степени. Все-таки наша нация заслуживает большего, чем акробата за спиной певицы (имеется в виду театрализованное выступление певицы Флоры Мартиросян на концерте, посвященном открытию Года Армении в России. – Н. А.). государственная политика не сформирована. Такические задачи ставятся на один-два дня, а стратегическая политика должна понять, что будет через 10 лет. И правильно инвестировать деньги. Надо понять: чего мы хотим, что будет нужно народу через десять лет? Мы стали нцией разговорников. Нас хватает максимум на то, чтобы встретиться, вместе выпить кофе, спеть песню, а потом разойтись, сказав: «Ну, я пошел, завтра созвонимся!» А люди, которые считают себя олигархами, вдруг решают сделать что-нибудь для Армении, и вот человек, который тратит сотни тысяч долларов только для перелетов своего чартерного рейса, решает посадить в Ереване липовую аллею… А евреи зовут Спилберга и говорят: «Придумай, как снять о нас фильм, а мы тебе это, это и это гарантируем». «Список Шиндлера и в самом деле финасировали 5-6 человек. Этому надо учиться у евреев, тогда, может быть, мы станем такой же великой нацией. И не будем кивать головой на Мартироса Сарьяна, Егише Чаренца, Комитаса, а покажем, кто мы сейчас. Мы нация, которая на камнях создавала сады, творила, а сейчас может лишь перерабатывать деньги, которые стекаются в Армению со всего света… Это очень сложный вопрос. Вопрос самосознания.
– Ваш опыт, связи, ваш взгляд могут помочь в создании мостиков для Армении?
– У меня есть микроскопический участок, на котором я работаю и стараюсь не уронить фамилию своего отца. И этьо – моя работа во благо армении. Моя работа здесь должна быть востребована, иначе как это может быть? Получится так, будто я пришел со своим самоваром и начал учить. А мне скажут: «Тико джан, ты не понимаешь, как у нас – здесь все решают четыре человека!» И потом, я не имею никакого права рассказывать армянам об армянской культуре. Для этого надо обладать хамством и наглостью, – ведь я и сам многого не знаю.